Page 96 - Завтра была война_

Потом Искра определила взгляд Николая Григорьевича, но потом, дома.
Тогда она только почувствовала, но не нашла определения. А взгляд был

устало-покорным, и сам директор походил на смятую бумагу.

— Значит, организовала субботник? Как благородно! А может быть, ты
считаешь, что Люберецкий не преступник, а невинная жертва? Почему ты
молчишь?

— Я все знаю, — тихо сказала Искра.

А сама думала, что совсем недавно Валентина Андроновна называла

Люберецкого гордостью их города. Думала, уже не задавая себе вопроса: как
же так? Думала, просто отмечая жизненные несообразности. Просто набирая
факты.

— Мы не будем делать выводов, учитывая твое безупречное поведение в
прошлом. Но учти, Полякова. Завтра же проведешь экстренное
комсомольское собрание.

— А повестка? — уже холодея, спросила Искра. Она все время ловила взгляд
Николая Григорьевича. Но он прятал глаза.

— Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И вообще я
считаю, что дочери врага народа не место в Ленинском комсомоле.

— Но за что? -еле слышно выговорила Искра. Ей вдруг стало плохо, как
никогда еще не было, но она удержалась на ногах. -За что же? Вика же не

виновата, что ее отец…

— Да, конечно, — зашевелился директор. — Конечно.

— Я не буду проводить этого собрания, — мертвея от ужаса, произнесла
Искра.

Тупая, тянущая боль возникла где-то в самом низу живота. От этой боли

леденели руки, хотелось скорчиться, прижать коленки к груди и не
шевелиться. Лоб покрылся холодным потом. Искра закусила губу, чтобы не
выбежать или не упасть.

— Что ты сказала?

— Я не буду проводить собрания…

— Что-о? . .

Кажется, Валентина Андроновна начала подниматься, расти. Кажется,

потому что у Искры все поплыло перед глазами, она уже ничего не видела —
была только эта боль. Боль, рвущая тело изнутри.

— Да ей же плохо! -крикнул Николай Григорьевич, вскакивая.