Page 212 - РАЗСКАЗЫ 1911 ГОД.
P. 212

6.


                  — А вы часом не врёте?
                  Это не тот случай, о котором говорят:—«Да вот нам живой

                  свидетель: мой покойный дядя». Участники описанного
                  сеанса, по счастью, здравствуют.
                  Я не прибавил ни единого слова к тому, что видел своими

                  глазами, к тому, что в ту-же ночь занесено в особо
                  составленный всеми нами, за подписями А. Л. Волынского, П.

                  Д. Успенского, А. Е. Шайкевича, моей, и всех остальных
                  присутствующих, протокол.

                  ...Посланный в аптеку наконец возвратился, оказана
                  медицинская помощь пострадавшим... Медиума, окончательно

                  разбитого и измученного, поддерживая, сводят с лестницы и
                  увозят домой.
                  Мы сидим, наконец, успокоившись, за бокалами вина в

                  столовой и пытаемся разобраться в том, что мы видели.
                  — Поразительно удачный сеанс—говорит оправившийся от

                  перенесённого антрепренер Яна Гузика:—За последний год—
                  это у Гузика второй раз всего явления такой силы. Если бы мы

                  не разорвали цепи, я уверен, что мы дождались бы полной
                  материализации духа.

                  А. Л. Волынский, не только своеобразный критик, но и один из
                  самых ярких и своеобразных ораторов, пытается в слова
                  перелить своё волнение:

                  — Мы стоим на пороге новой красоты, новой эры —говорить
                  он, иллюстрируя свою речь характерными для него

                  размашистыми жестами.
                  — Искуственно создать то, что мы пережили — немыслимо.

                  Если же всё это так, как мы видели, как мы все записали в
                  этом ненужном протоколе,— то в наш человеческий мир

                  пришла новая красота. И что значат тогда Венера Милосская и
                  Рафаель, Данте и Достоевский?!
                  —Как станем жить мы дальше? — нервно думает вслух

                  устроитель сеанса.— Жизнь — я ясно чувствую это, — у всех
                  нас, переживших сегодяшнюю ночь, переломана отныне на




                                                               209
   207   208   209   210   211   212   213   214   215   216   217