Page 15 - Книга Двадцать дней без войны

Глава вторая

Глава вторая

Так он расстался со своей женой, которая с тех пор прислала ему три письма и в
первом из них заверенную у нотариуса копию свидетельства о разводе.
Третье, осеннее письмо было уже не из Казани, а из Ташкента.
Оказывается, ее мужа перевели туда, тоже директором, но в другой театр. Она
писала, что рада этому переводу. Новое место, новые люди, и ничто не напоминает ей о
прежнем.
"Ну и радуйся, пожалуйста. Я-то тут при чем? " — сердито подумал он тогда, осенью,
прочитав это письмо. Но все равно ответил на него, как и на два первых, что жив, здоров,
все нормально.
У него не было причин обижать ее, не отвечая на ее письма.
Пускай они не особенно умные, но ведь это при тебе, казалось бы, умном человеке,
она так и не поумнела за пятнадцать лет совместной жизни. . .
С дочерью он сделал все, как решил. Вызвал по редакционному телефону на
переговорную в Омске свою старшую, замужнюю, но бездетную сестру. Докричался до нее,
объяснил в нескольких словах, что произошло, и получил разрешение прислать дочь.
— Только если она сама захочет, слышишь? — кричала на него по телефону сестра.
— И чтоб Ксения носа к нам не совала — выставлю! И сам не качайся, — снова крикнула
она. — Слышишь?
— Слышу, слышу, — сказал он. — Уже не качаюсь, хватит.
Сестра знала, что он два раза, еще до войны, собирался расстаться с Ксенией, да так
и не расстался. Дождался войны.
Сестра была учительницей математики, и была замужем тоже за учителем
математики, и там, в Омске, работала в одной с ним школе тридцать пять лет, с девятьсот
седьмого года. Ксению она знала, но не любила и, наезжая в Москву, останавливалась не у
брата, а у своих знакомых.
Видела несколько раз и девочку. В последний раз, когда ей было двенадцать лет. И,
уезжая к себе в Омск, на вокзале бесцеремонно сказала на прощание Лопатину:
— На тебя наплевать, нисколько тебя не жалею, — что посеял, то и пожал. А за
девочку страшно. Жаль, что нет закона: отнимать детей у тех, кому они не нужны.
Когда Лопатин сказал по телефону, что вышлет на дочь аттестат, а кроме того,
постарается отправлять посылки, сестра ответила:
— Разумеется! Кормить-то ее надо! А как у нас — сам догадываешься. Присылай
все, что сможешь. Не бойся, кроме нее, ни на кого не истрачу.
Можно было этого и не говорить, но по своему самоедскому характеру все-таки
сказала! Еще потом, после войны, заставит читать целый гроссбух — сколько было
получено и на что истрачено!
Ничего не поделаешь, такая уж была она — не подходи, ушибешься, — его старшая
сестра Анна Николаевна, которую с детства любил и с детства боялся, а теперь собирался
отправить к ней свою дочь.
Писать дочери о том, что произошло, он не стал. Попросил ехавшего в эти дни через
Горький в Балахну в командировку по бумажным делам начальника издательства захватить
на обратном пути дочь. Написал ей короткую записку, чтобы приехала повидаться, пока он
здесь, в Москве, и послал ей вызов. Оформить его было сложно, но редактор, в свое время
обещавший, но так и не отпустивший Лопатина съездить к дочери, теперь, как ни трудно,
устроил этот вызов.
Девочка приехала растерянная и счастливая. Первое, что спросила, пока ехали с
вокзала в редакцию:
— А где мама?

15