Page 14 - Лабиринт Ананаер

носились по воздуху небесными пташками, неоновыми
благовестниками.

Закон номер один: в лабиринте нет ничего истинного. В нём
всё мнимое. Даже ты сам – сплошь ложь, миф и выдумка. Поэтому,
признаться, меня не посещало чувство стыда. Я просто не считала

свою работу плагиатом. О каких заимствованиях идёт речь, когда
меня, лично меня, обрекли на жизнь в том, что беспрестанно
калькирует себя и множится в лжекопиях?! Разве чисто
гипотетически в лабиринте может быть авторство?
Интеллектуальная собственность? Есть только игра в это авторство

и законы, которыми мы рады обманывать себя.

Мою вину искупала эта тяжёлая утрата истинного, а также то,
что я всё-таки рассчитывала выступить редактором работы Юли
Клинковой: внести разумные дополнения. Мне не хотелось
радикально оглашать свои выводы (это восприняли бы как

студенческий перфоманс и завалили на защите), но я жаждала их
ввести в призрачной, едва заметной форме. Что я хотела сказать?
Что мы живём в информационном вакууме и похожи на бледно-

розовых протеев, обитающих в полной тьме в подземных озёрах.
Что наши глаза, как и глаза протеев, затянуты плёнкой. Что, может
быть, у нас ещё есть шанс, подобно тому, как у личинок протеев
ещё есть глаза, которые только после, когда личинки становятся
особями, атрофируются.

Кристального мне удалось подловить на следующий день. Он
шёл в одиночестве через парк к университету. Людей на дороге
было ровно столько, сколько надо, а ветер, с небесным

благоволением ко мне, трепал его отдающий военщиной плащ,
заставлял щурить глаза и морщиться, отчего он казался уже не
таким беспринципным истуканом, каким представал на кафедре.

Ни за что бы я не стала под его шефством писать диплом! Мне
его назначили, вроде наказания за прогулы, хотя Кристальный не
особо беспокоился насчёт чьего-либо перевоспитания. Он никогда