Page 120 - Лабиринт Ананаер

продаётся подобная жуткая химия! яд! Пока фармацевтическая
махина губит и травит наших матерей! Делает женщин

неспособными следовать своему высочайшему, природой
заложенному предназначению! Мы снова и снова призываем всех и
каждого обратить внимание на это вопиющее преступление,
которое не может быть смыто никакими компенсациями. Надо
добиваться закрытия таких компаний!» – вдохновлённо-трагически

вещал молодой, очень худосочный парнишка в красных штанах и
синей футболке, которого то и дело перебивали отдельные выкрики
и гомон толпы.

«Фашистская фармацевтика!» – прокричал разъярённый
мужчина, пытавшийся вырваться из рук полицейского и кинуть в
окно булыжником (булыжники водились в сквере-фойе,

выполненном по канонам ландшафтного урбанизма с применением
неотесанных камней, деревянных досок, что служило де-юре
напоминанием всякому входящему в небоскреб о том, что место сие
освящено самой природой, а де факто являлось панихидой по всему
настоящему). Окно волей случая было окном Нурет Каншауовны.

«Из-за этих п… у нас не будет детей!» – выругался другой
голос.

– Только не делайте из женщин репродуктивный орган! –
обозначилась феминистка в толпе.

– Речь о другом! – успокоили её.

Женщин-жертв, одетых в белые майки с изображениями
перечёркнутого в красном круге младенца, посадили в первый ряд

на белые раскладные стулья. Им раздали свечи. И пламя свечей
тревожно дёргалось в порывах ветра, так что им приходилось
прикрывать их ладонями, и они смотрели то на огонь вниз, то
прямо, тем нутряным, отодвинутым внутрь взором, когда
приходится слушать кого-то, говорящего сзади тебя или

прислушиваться к своим ощущениям. Из-за одинаковой одежды и
схожей позы со свечой, они казались размноженными и безликими.
Как будто бы их личность стерли, заменив её диагнозом, и они