Page 211 - Лабиринт Ананаера

общей, и этому огромному нечто нужно было благородство его
черт.

В какой-то момент мне показалось все происходящее
закономерно: вот, я, наконец, обрела натуральную жизнь, а значит, и
смерть. Я обрела любовь, значит, и тоску прощания. Я научилась

плакать.

«Я люблю тебя, и мне страшно», – повторяла я, не в силах
собраться и сформулировать, что произошло. Я чувствовала

приближение паники. Я боялась услышать со стороны собственный
рассказ, сказать слова, осознать, что с моей жизнью все уже
решено, поэтому молчала. И, благо, Андрей, решив, что у меня
«эмоциональный отходняк» от оса на меня не давил.

А утром я открыла круглые, слезящиеся глаза и спросила
себя: «Так что будешь делать, Марго?». И ко всем моим проблемам
добавилась еще одна – грипп. Заложенный нос, болезненное
сглатывание, ломота в костях… «Что делать, ёлки?» – села я в

постели. Все телефоны, наверное, прослушивались, липовая была в
жучках – это я успела увидеть.

«Что делать?» – нервно вскочила я на ноги, почувствовав,

как бухнуло от резкого подъема сердце. Да и если я туда приду,
меня линчуют – Ульяна будет в числе первых. И что я смогу
доказать в многоголосице? Оставалось одно – выловить Ручья или

Эзопа и поговорить с ними наедине. «Что дела-а-а-ать?» – дала я
волю эмоциям и побарабанила по витражам, затем пошла в
прихожую, где валялись в мешках и сумках сгруженные вещи
Андрея, выудила какую-то телогрейку, обернулась шарфом, надела
круглые чёрные очки и пошла дежурить Ручья у дома.

Первые пару часов пролетели довольно сносно, затем
состояние ухудшилось: сухой кашель рвал гортань и отдавал в уши,
в которых появлялось нечто противно щекочущее, и в голову.

Голова была просто ужасна. И каждую минуту её сотрясал этот
чесучий кашель. «А может, он уже мертв?» – подумала я ближе к
девяти и закашлялась лающим кашлем.