Page 120 - Так по-разному о любви

-119-

На парковке у больницы Федор уснул. Разбудило его солнце, которое было нестерпимо ярким,
отражаясь от гладких ледяных поверхностей дорог и тротуаров, лавочек, киосков, деревьев,
обледеневших машин, оставленных с вечера…

- Нелька, душа моя, проснулась? Глянь, какая сказка за окном! Скажи, красота. Мы тоже с дядькой
проснулись. Света нет? И у нас нет. Мясо кинь на балкон, чтобы не потаяло. Чего не можешь? Так
у нас же в кладовке старый чайник, что со свистком. Забыла? Вовремя я позвонил. Иди, конечно,
попей чайку… Целую.

Обратная дорога была легкой, да и с балок мостика кто-то сбил весь лед. Федька довез себя и
спящего Максима Мироновича до дядькиного домика, разбудил хозяина машины и поспешил к
печке.

- Племяш, а ты знаешь, для кого ночные подвиги тут совершал? Вот, не знаешь, а я у Палыча
сходил и вызнал. Это тот самый директор и есть, что тебя, значит, сократил с водительского
законного места.
- Жена не виновата за мужа. Бог с ним… Ветер, навроде, стих. Может баньку раскочегарим? А?

- И то дело! Иди, Федя, глянь, что там с водой в баке, а я лучин пока настрогаю для розжигу…

Федька пребывал весь день в странной задумчивости. От недосыпу, наверное. Одно и то же
вертелось у него в голове: вот знал бы ночью, что везти нужно жену того самого директора,
поехал бы или с обиды отказался… Задавал себе Федор этот вопрос и не мог на него самому себе
честно ответить. Ведь если сократили, значит, плохой, не нужный водитель в хозяйстве. Зачем же
его, ненужного, просить, звал бы того, который лучше, который на его, Федькино, место
пришел… А жена-то на сносях при чем тут? Ей за что своим здоровьем отвечать? С другой
стороны, муж и жена - одна сатана. Но глаза у бабенки той были хорошие, только испуганные…

И так устал Федор от этих своих ответов-вопросов, что после баньки, выпив пару раз по сто,
закусив пропаренной в печи кашей, уснул богатырским сном до субботнего утра.

Дядька, как только основательно развиднелось, оставив Федора наводить порядок во дворе, где
две груши надломились, да откуда-то принесло с десяток крупных веток, развил в поселке бурную
деятельность. Собрал мужичков и ребятишек покрепче, что в поселке обретались или до моста
доехали, а в избушки свои попасть не смогли, приказал, чтобы из оврага достали разбитые и
целые доски настила, и начал ремонтировать мост, как задумывал когда-то. На стук молотков
пришли братья Максим и Кирилл. Через час из города привезли целую шаланду половой
добротной доски и верхний настил лег ровно и надежно. Заканчивали работу в свете фар, потому
как опять небо стало раньше времени черным и грозило новыми неприятностями.

- А где наш спаситель, Федя, кажется, - поинтересовался Максим Миронович у Степана
Федоровича, когда последний гвоздь был вбит в обновленный мост.

- Для кого Федя, а для кого и Федор Иванович, - с обидой за племянника огрызнулся дядька. –
Знал бы кого спасать нужно, так, пожалуй, и двери бы той ночью тебе не открыл. Потому как
сволочь ты, хоть и приличным прикидываешься. И, что б ты понимал, размножаться таким не
надо.

Степан Федорович развернулся и чуть не бегом рванул к своему домику, где, как он предполагал,
правил зубья старой пилы, не умевший сидеть без дела, несправедливо обиженный племяш,
которому не дали доработать до пенсии, но чьей помощью не побрезговали, когда … Мыслей у
старика больше никаких не было, а только хотелось выпить и спеть чего-нибудь грустного,
старинного, что всегда любил петь покойный батя да брат Иван.