Page 29 - А.Чурсин_Neat

28

росли, кричали, играли с пробкой и серёжкой, а мать часто любовалась ими, косясь
то одним чёрным глазом, то другим.
С очередной весной сороки не прилетели... видимо устроили себе новый дом.

Так и лежали друг возле дружки забытые всеми пробка и серьга. Пробка старела,
тускнела, покрывалась пятнами ржавчины; а серёжке хоть бы что. От этого у пробки

стал портиться характер.
– На меня, тонкую и нежную, сделанную из драгоценной жести, пагубно
влияют атмосферные осадки, – недовольно говорила она подруге, – а тебя, жёлтую,
ничто не берёт, потому что ты скручена из грубой проволоки.

Серёжка чувствовала себя виноватой и молчала.
Прошёл ещё год. Пробка совсем заржавела. Она тосковала по своей блестящей
молодости, но виду не подавала.

– Глянь, – сказала она соседке, – какой у меня загар! Чистая бронза! А ты
зимой и летом одним цветом – срамота! Не желтуха ли у тебя? Откатилась бы ты
подальше!

Прилетел берёзовый лист и накрыл серёжку.
– О! И этот жёлтый! – не унималась пробка, – ну и парочка!
Золотая серёжка от стыда совсем затихла под листом.

В начале зимы к сосне, на которой висело гнездо с нашими подружками,
пришли пила и топор. Пила выпустила облачко дыма, весело затарахтела и стала
вгрызаться в ствол. Через пару минут дерево, безнадёжно хватаясь ветвями за
воздух, с последним вздохом упало на припорошенную снегом землю. Топор

деловито принялся обрубать ветви. У макушки он увидел отлетевшее и
развалившееся сорочье гнездо. Серые валенки обступили гнездо, топор разметал его,

и рука, сбросив рукавицу, подняла серёжку...
Заскорузлые пальцы потёрли её со всех сторон, подержали на ладони,
передали другой руке... потом серёжка перекочевала в третью руку, в четвёртую...
Вернулась к первой, которая аккуратно положила её в тёмный, тёплый карман.

"Где же моя подружка? - подумала серьга.
Но ржавую пивную пробку никто не заметил.