Page 29 - Виртуальная выставка к 100-летию со дня рождения Д.А.Гранина

… Я вообще выступаю сейчас не как писатель, не как свидетель, я выступаю скорее как
солдат, участник тех событий. У меня окопный опыт младшего офицера Ленинградского
фронта.

«ДОЖИТЬ БЫ ДО ТРАВЫ»
Уже в октябре начала расти смертность. При этой катастрофически малой норме питания
люди быстро тощали, становились дистрофиками и умирали. За 25 дней декабря умерло
40 тысяч человек. В феврале уже ежедневно умирало от голода 3,5 тысячи человек. В
декабре люди писали в дневниках: «Господи, дожить бы до травы». Всего в городе умерло
примерно 1 миллион человек. Жуков в своих воспоминаниях пишет, что умерли 1
миллион 200 тысяч. Смерть участвовала безмолвно и тихо в войне.

… Я хочу вам рассказать некоторые подробности жизни, которых почти нет в книгах и в
описаниях того, что творилось во время блокады в квартирах. Знаете, дьявол блокады
кроется во многом именно в этих подробностях. Где брать воду? Кто жил поблизости от
каналов, Невы, набережных, ходили туда, делали проруби и ведрами доставали воду. Вы
представляете себе – подниматься на четвертый, пятый этаж с этими ведрами? Те, кто
жили подальше, собирали и топили снег. Как его топить? На буржуйках, это маленькие
железные печки. А чем топить, где брать дрова? Ломали мебель, паркеты, разбирали
деревянные строения в городе.

«КОРМИЛА ДОЧЬ УМЕРШИМ БРАТОМ»
Уже спустя 35 лет после войны мы с белорусским писателем Адамовичем начали
опрашивать уцелевших блокадников о том, как они выживали. Были поразительные,
беспощадные откровения. У матери умирает ребенок. Ему три года. Мать кладет труп
между окон, это зима. И каждый день отрезает по кусочку, чтобы кормить дочь и спасти
хотя бы ее. Дочь не знала подробности. Ей было 12 лет. А мать не позволила себе умереть
и сойти с ума. Дочь эта выросла. И я с ней разговаривал. Она узнала спустя годы. Вы
представляете? Таких примеров можно много привести, во что превратилась жизнь
блокадников.

… Однажды принесли дневник блокадника. Юре было 14 лет, он жил с матерью и
сестрой. Дневник нас поразил. Это была история совести мальчика. В булочных точно, до
грамма, взвешивали порцию положенного хлеба. Обязанностью Юры в семье было
достояться в очереди до хлеба и принести домой. В дневнике он признается, каких
мучений ему стоило не отщипнуть по дороге кусочек хлеба. Особенно терзал его довесок,
неудержимо хотелось съесть этот маленький кусочек. Ни мать, ни сестренка, казалось бы,
не узнали об этом. Иногда он не выдерживал и съедал. Он описывает, как стыдно было,
признается в своей жадности, а потом и в бессовестности - вор, украл у своих, у матери, у
сестры хлеб насущный. Никто не знал об этом, но он мучился. В квартире соседями были
муж и жена, муж был какой-то крупный начальник по строительству оборонных
сооружений, ему полагался дополнительный паек. На общей кухне жена готовила обед,
варила кашу. Сколько раз Юру тянуло, когда она выходила, схватить, зачерпнуть хоть
рукой горячей каши. Он казнит себя за свою постыдную слабость. В его дневнике
поражает постоянный поединок голода и совести, попытки сохранить свою порядочность.
Мы не знаем, сумел ли он выжить. Из дневника видно, как убывали его силы. Но даже уже
полный дистрофик, он не позволял себе выпрашивать еду у соседей.

«ВОЗНЕНАВИДЕЛ ФАШИСТОВ»
…Одна женщина рассказала, как она поехала детьми на Финляндский вокзал, в
эвакуацию. Сзади шел сын, ему было 14. А маленькую дочку она везла на санках. Сын по
дороге отстал. Он был очень истощен, дистрофик. Что с ним стало, она не знала. И когда
рассказывала нам, помнила свою вину.

29