Page 43 - ПАМЯТЬ ПЛОТИ_Neat

Мысль о предстоящей переработке его души до полного уничтожения всякого о
ней воспоминания приводила Паука в неописуемый трепет. Ему представлялся какой-
то мальчик, слепивший из пластилина собачку. Собачка вышла неказистая, однако не-
повторимая, другой такой быть не может. Мальчик ее любил, забавлялся с ней, а потом
собачка ему надоела, и он смял ее в ладонях до бесформенного куска. Теперь юный
скульптор имел перед собой материал, из которого мог сделать что угодно и, конечно
же, это будет более совершенное произведение, чем прежнее. Мальчик творил и рос с
каждым новым творением, но уже никто и никогда не увидит эту собачку, не вспомнит
ее и не узнает, что она была. И слоник, вылепленный из куска пластилина, не будет
знать, что был когда-то собачкой, и потому Паук ненавидел слоника, свинюшку, рыбку и
всех тех созданий, что выйдут из-под рук мальчика, разминающего пластилин в оче-
редной раз. Этот мальчик, мнущий в руках пластилин, мял его тело, катал в ладонях его
душу, и Паук выл под его пальцами смертным воем, напрочь теряя с формой содержа-
ние.

Он не был последователем восточных культов, в которых шла речь о перерож-
дении душ, хотя и знал эти культы, имел о них собственное представление. Реинкарна-
ция прекращается тогда, когда душе удается достичь совершенства. Паук сомневался,
что его душа этого совершенства достигла, и если видел себя в следующей жизни, то
как раз пауком как таковым, мелкой кровососущей тварью, которую можно раздавить
мизинцем, и это обстоятельство приводило его в исступление.

Прозвище свое он получил в награду за сеть корпоративных объединений, кото-
рые создал по всему миру под флагом христианства. По сути, он основал секту, истол- ко-
вав Библию так, чтобы под крышей ее слова вести свои дела с максимальной ком- мерче-
ской выгодой. Эту идею подсказал ему протестантский пастор, с которым Паука свела
жизнь в начале восьмидесятых, когда он, экономист преуспевающего подмос- ковного
совхоза и член союза журналистов, не был еще Пауком и отдыхал на берегах Адриатики,
в тихой и дружественной Черногории.

Идея была стара как мир, и в том была ее несокрушимая сила. Для ее воплоще-
ния (или воскрешения, здесь без разницы)) необходимы были три соединенных между
собой фактора: время, место и человек. Или человек, способный ориентироваться во
времени и пространстве плюс авантюрист по натуре. Так утверждал патер Блумквист,
представитель неведомой конфессии и подданный Шведского королевства, повстре-
чавшийся Сергею Сергеевичу Плоткину, успешному советскому бухгалтеру и вне-
штатнику «Комсомольской правды», жаждавшему, как выяснилось впоследствии, вя-
щей славы.
*
Блумквист подсел к нему за столик в ресторане Ульциня, одном из многих, рас-
положенных в черте города и пользующихся вполне заслуженным уважением туристов,
старающихся соблюдать баланс между ценой и качеством. Швед Блумквист на поверку
оказался ростовским евреем, а потому русский язык считал для себя родным. Как рус-
скоговорящие евреи в разгар холодной войны оказываются в Стокгольме, разрывая же-
лезный занавес, Блумквист распространяться не стал, но Плоткин, сам наполовину иу-
дей, к сорока годам вполне созрел для того, чтобы не задавать глупых вопросов.
Выбритый до синевы пастор носил темные очки и шапочку гольфиста, предпо-
читая не снимать их во время ужина. Возможно, он не хотел быть узнанным кем-то из
своих старых знакомых, отдыхающих в Ульцине, но отмечен остальными посетителями
ресторанчика был наверняка. Надумай он, однако, проститься наутро с очками и ша- по-
чкой и зайти в этот же ресторан позавтракать, вряд ли бы кто из посетителей и об- слу-
ги его вспомнил как вчерашнего чудака. Что он там прятал, за темным, отражаю-