Page 102 - Так по-разному о любви

-101-

- Да он, он. Спит что ли ча? – проворчала пожилая толстая тётка, которая, видимо, назначила себя
ответственной смотрящей за этой живой очередью.

Я кивнул.

Вот же зараза, с мысли сбила. Мазок. И ведь как красиво назвала. Ковырнуть в задницу человека,
который стоит в самой унизительной позе, - такое могла придумать только женщина… или
извращенец какой... Стало быть того «продукта в коробочке» им мало? Как вспомню, как
выставлял эти специальные аптечные пластмассовые стаканчики, откручивал крышки и, стараясь
не дышать, ставил на бумажки-направления под недобрыми взглядами сумрачных людей, чуть
свет занявших очередь к гастроэнтерологу, так опять в жар бросает. Вот будто громко рассказал
про себя что-то постыдное, о чём говорить было никак нельзя.

Женщины это проделывают как-то так быстро и обыкновенно, что ли, словно так и надо. И
вообще, они себя в поликлинике ведут как-то смело, уверенно, я бы даже сказал, бесцеремонно,
словно всё им в устройстве этого учреждения понятно, словно они здесь свои, словно все эти
раздевания, заглядывания во все места и отверстия, эти шприцы-иголки, кровавые пробирки - для
них дело обычное, естественное, и в кабинеты, где тошнотворно пахнет страхом, они заходят
между прочим, в паузах между бесконечными разговорами…

Из общения с врачами я одно усвоил: главное, ни на что не жаловаться.

Три года назад молодая голубоглазая врачиха так участливо спросила, не бывает ли у меня
изжоги, что я проболтался. «Да, бывает», - сказал я, как дурак. Сказал, чтобы сделать приятное
этой улыбчивой и участливой... Она тут же деловито выписала направление на гастро- чего-то там
скопию. Название, блин, космическое, а на деле… Трубку пластмассовую в горло вставили (от
одного воспоминания першить начинает) и давай через неё внутрь меня шланг длиннющий
засовывать. До сих пор в дрожь бросает.

- Всё хорошо, ни гастрита, ни язвы у вас нет, - сказала, улыбаясь, голубоглазая, читая, что там
написали, пока я мучился от неловкости и подступающей дурноты.

«Слава Богу, что и такой язвы, как ты, у меня нет»,- подумалось мне тогда, и первый раз в жизни
захотелось ударить женщину. Вот прямо в улыбку ударить со всей злости.
Уж как мы с моей Людкой вечно ругались, до мать-перемать доходило, но ударить никогда не
хотелось, даже замахнуться мысли не было…

И какой идиот придумал, что белый цвет – символ невинности. Это цвет страшной опасности:
белый медицинский халат, белое платье невесты, белая рубашка, которую нельзя надеть без
галстука – этой удавки, готовой туго сдавить тебе горло.

Процедурный кабинет, куда я в конце концов зашёл согласно очереди, был весь обложен тусклым
светло-серым кафелем. Ширма в углу была затянута грязно-серой тканью и приятных ассоциаций
не вызывала.
Седая старуха, бросив взгляд над очками, коротко потребовала:

- Все бумажки на стол.

- Я положил пластиковый конверт со всеми направлениями и листами, выданными мне на старте
медосмотра в соответствии с моей профессией. По количеству кабинетов, которые необходимо
было посетить, я готовился на днях лететь в космос.