Page 64 - СМЫСЛ СМЕРТИ

И только он последнее словечко прошипел в ухо, трясина надо мною
разошлась, да так, что глаза пришлось зажмурить — не от света бело-
го, а от огненной пляски, от мельтешения кровавого.
Будто вихрем в водовороте все закружилось. А посреди, наверху —
все та же стерва, зарезанная мною! Висит, паскудина, на цепях, ска-
лится, кровавые пузыри пускает, а из всех дыр, что я ей ножичком
проковырял там, в Гаграх, на ночном пляже, сочится красная кровуш-
ка.
— Не мучь меня! Отпусти! — заорал я тогда. — Сколько ж мучиться
можно?! Прости-и-и...
А она молчит и скалится. А потом рука вдруг вытянулась, будто не из
кожи и костей, не из мяса, а из пластилина, и меня за горло! Сдавила
так, что позвонки шейные хрустнули — и дерг! Вытянула из трясины.
Медленно эдак поднесла она меня, будто цыпленка какого, к самому
лицу, осклабилась жутко, прошипела чего-то... а сама другую руку из
кольца цепного выпростала, пальцы скрючила. И начали у нее на
пальцах вырастать когти — как бритвы! Как ножи стальные!

Я потом только сообразил, еле допер, что каждый ее коготок был точ-
ной копией того перышка, которым я ее, суку, щекотал на белом пе-
сочке в Гаграх. А она и не спешила, то сожмет руку, то разожмет, а
когти-ножики клацают, звонят.
Медленно-медленно поднесла она свою ручонку к животу моему и
еще медленнее начала давить. Пять ножей в брюхо мое вонзилось!
Заскрежетал я зубами от боли. Но знал уже — пощады не будет. И
привиделось мне в багряном бредовом дурмане лицо — бледное, буд-
то восковое, с русой бородой и усами, будто неживое лицо. Только
глаза на нем горели двумя серыми бездонными огнищами. Священник
вспомнился. Тот, что в мой последний денек на белом свете поглядел
на меня в церквухе так, будто уже и не на живого глядел, а на покой-
ника.

От взгляда этого до того на душе стало пусто, что и боль откатилась
куда-то далеко-далеко. И скрежет зубовный смолк — только сами
осколки зубов изо рта посыпались. Глаза мои кровью заливает, пять
ножей-когтей то в брюхо, то в грудь, то в бока впиваются... а перед
взором сквозь марево жуткое два лица: убитой и попа.

64