Page 38 - книга убиты под Москвой

Повесть Убиты под Москвой

— Товарищ капитан! Разрешите мне бутылкой его… Залезу на сосну и
шарахну! Никто не услышит, товарищ капитан!
Рюмин внимательно посмотрел на Гуляева и ничего не сказал.
На пятом залете самолет неожиданно взревел и трудно полез вверх. Из-под
его колес вываливалось что-то бесформенное, сразу же развернувшееся широким
белым веером, и на роту в медленном трепете начали опадать листовки. Они
застревали в верхушках деревьев, садились на каски и плечи курсантов, порошили
раненых. Прислонясь к сосне, Рюмин смотрел на роту. Он видел ее всю сразу и
каждого курсанта в отдельности, и то, чего он ждал, было ему противным, немым и
темным, но он продолжал ждать и не снимал с рукава листовку, прилипшую к
отсыревшему ворсу, и никто из курсантов не прикасался к листовкам. "Нет, они не
возьмут листовки, — подумал Рюмин. — Они боятся. Кого? Меня или друг друга?
"
Озлобленно и хватко Рюмин ударом ладони накрыл листовку и поднес ее к
глазам. И сразу же листовки взяли все — Рюмин хорошо это видел, — и кто-то из
раненых стонуще спросил:
— Ребята… что там написано, а?
Ему никто не ответил — читали, и Рюмин весь превратился в слух и почти
зажмурился.
— Что там, а? — снова простонал раненый.
— Да ни хрена тут нету! — с нажимом на басы и с какой-то гневной верой в
то, что он понял, сказал позади Рюмина курсант. — В плен Гитлер кличет… А
пропуск такой: "Бей жида — политрука, рожа просит кирпича! " Ясно?
— Как Пу-ушкин! — протянул раненый.
— П… юшкин! — окончательно сбился на басы курсант, и Рюмин засмеялся
первым и повторил то, что сказал курсант…
Решение…
Была минута, когда Рюмину захотелось принять его всей ротой, но он
мысленно представил себе, как по открытому месту, днем, в тылу у немцев на
восток двигается колонна из ста шестидесяти трех курсантов, трех лейтенантов,
одного капитана и двадцати восьми "санитаров", несущих четырнадцать раненых…
Очевидно, другого решения рота принять не могла, и раненых непременно понесли
бы впереди, потому что враг на востоке для курсантов не существовал. Если же
сообщить курсантам, что рота находится в окружении, то тем более все выскажутся
за то, чтобы немедленно идти на восток, — там ведь свои! В этом случае роту
ожидало единственное и неминуемое — разгром. Лучше было встретить врага в
лесу, чем в поле, потому что лес, как и грядущая ночь, был союзником курсантов.
Разведчик еще стрекотал, утягиваясь на юг, когда Рюмин приказал роте
залечь в цепь, но не на западной, а на восточной опушке, лицом к лесу. Это было
уступкой сердцу — оно ждало врага только с запада, и отсюда ему на целых двести
метров было ближе к своим…
Четвертый взвод лежал на левом фланге. В ночном бою он не понес потерь,
и поэтому транспортировка и присмотр за ранеными были поручены ему. Алексей
распорядился отнести их чуть-чуть в тыл и левее взвода — там была
воронкообразная котловинка, заросшая орешником. Санитаром и сиделкой к
раненым он назначил своего связного Гвозденко, и вскоре тот доложил:
— Кушать просят.
— А можно им? — зачем-то спросил Алексей.
— Не все, — значительно сказал Гвозденко.
— А что можно?