Page 35 - книга убиты под Москвой

Повесть убиты под Москвой

рвоты волной ударил Алексею в лицо. Догадавшись, что немец смертельно ранен
им, Алексей разжал руки и отпрянул в сторону. Немец не упал, а как-то охоче
рухнул бесформенной серой кучкой, упрятав под себя ноги. Пятясь от него,
Алексей бессознательно откинул полу шинели, чтобы увидеть зачем-то свои ноги.
Пола шинели была тяжелой и мокрой. Что-то белесовато-розовое и жидкое
налипло к голенищам и носкам сапог. "Это он… облевал", — со стыдом, обидой и
гадливостью подумал Алексей. Внутренности его свились в клубок и больно
подкатились к горлу, и он кинулся за амбар и притулился там у плетня в узком
закоулке, заваленном вязанками картофельной ботвы…
Его рвало долго и мучительно. В промежутках приступов он все чаще и
явственней различал голоса своих, — бой затихал. Обессиленный, смятый
холодной внутренней дрожью, Алексей наконец встал и, шатаясь, пошел к убитому
им немцу. "Я только посмотрю… Загляну в лицо, — и все. Кто он? Какой? "
Немец лежал в прежней позе — без ног, лицом вниз. Задравшийся мундир
оголял на его спине серую рубаху и темные шлейки подтяжек, высоко натянувшие
штаны на плоский худой зад. Несколько секунд Алексей изумленно смотрел только
на подтяжки: они пугающе "по-живому" прилегали к спине мертвеца. Издали,
перегнувшись, Алексей стволом пистолета осторожно прикрыл их подолом
мундира и пьяной рысцой побежал со двора. По улице, в свете пожара, четверо
курсантов бегом гнали куда-то пятерых пленных, и те бежали старательно и
послушно, тесной кучей, а курсанты каким-то лихо-стремительным подхватом
держали перед собой немецкие автоматы, и кто-то один выкрикивал командно и не
в шутку:
— Айн-цвай! Айн-цвай!
Алексей пропустил пленных, пытаясь заглянуть в лицо каждому, и,
пристроясь к курсантам, спросил на бегу у того, что отсчитывал шаг:
— Куда вы их?
— В распоряжение лейтенанта Гуляева, товарищ лейтенант! — строго
ответил курсант и властно повысил голос: — Айн-цвай! Айн-цвай!
Невольно ладя шаг под эту команду, Алексей побежал сзади курсантов, то и
дело поворачивая голову влево и вправо, — у плетней и заборов лежали знакомые
серые бугорки. Курсанты повернули пленных в широкий, огороженный железной
решеткой сад. Там у ворот стояла на попа длинная узкая бочка в подтеках мазута, и
над ней ревел и бился плотный столб красно-черного огня и дыма. Несколько
курсантов и Гуляев держались в сторонке, направив на бочку немецкие автоматы, и
у Гуляева на левом боку блестела лакированная кобура парабеллума.
— Ну, Лешк! — закричал Гуляев, увидев Алексея. — В пух разнесли!
Понимаешь? Вдрызг! Видал? !
Он не мог говорить, упоенный буйной радостью первой победы, и, вскинув
автомат, выпустил в небо длинную очередь. И тут же он взглянул на пленных, но
искоса, скользяще, и совсем другим голосом — невнятно, сквозь сжатые зубы —
сказал окружавшим его курсантам:
— Туда!
Пленных окружили и повели в глубину сада, а Гуляев с прежним счастьем
сказал Алексею:
— В пух, понимаешь? Расположились тут, сволочи, как дома. В одних
кальсонах спят… Видал? Вконец охамели…
Ожидающе вглядываясь в сад, суетясь и пряча от Гуляева полу своей
шинели, Алексей спросил, где капитан.
— В том конце, возле школы, — сказал Гуляев. — Там сейчас мины и