Page 30 - книга убиты под Москвой
P. 30

Повесть Убиты под Москвой

                        — Вы… москвич? — негромко спросил Рюмин.
                        — Не понял вас, товарищ капитан, — сказал санинструктор и поправил
                 сумку.
                        — Можете готовить раненых к переводу. Я здесь договорюсь, — мягко
                 сказал Рюмин.
                        На крыльце домика отрадно пахло моченым укропом. При тусклом каганце
                 в сенцах возился над кадкой маленький старик в дубленом полушубке. Рюмин
                 встал на пороге и поздоровался. Старик пощурился на него и незаметно выпустил
                 из рук огурцы обратно в кадку. На вопрос Рюмина, он ли хозяин, старик сказал, что
                 хозяин теперь всему война. "Наши раненые и санинструктор тоже должны знать
                 это, — поспешно подумал Рюмин, — хозяин теперь всему война. Всему! " Но
                 осматривать комнату и БУ он не стал.
                        Старик ничему не противился. Он только спросил:
                        — А кормить раненых вы сами будете?
                        — Да, — сказал Рюмин. — С ними остается и наш доктор.
                        — А вы все… никак уходите?
                        У него были белесые тихие глаза, готовые смотреть на все и всему
                 подчиняться, и Рюмин подумал, что, может, не следует к нему определять раненых.
                 Погасив каганец, старик проводил Рюмина с крыльца и во дворе сказал:
                        — А взяли они вас, сынок, как Мартына с гулянья!
                        Рюмин снова неуверенно подумал, что, может, не следует оставлять в этом
                 доме раненых.
                        — Мы вернемся через три дня! — вдруг таинственно сказал он, вглядываясь
                 в стариковы глаза. — И тогда заплатим вам за помощь Красной Армии.
                 Понимаете?






                        7


                        Выступление Рюмин назначил на два часа ночи, и с какого бы направления
                 он ни подводил роту к невидимому селению и сколько бы там ни было немцев, они
                 все до одного обрекались на смерть, потому что предоставить им плен в этих
                 условиях курсанты не могли. Все, что роте предстояло сделать в темноте, Рюмин
                 не только последовательно знал, но и видел в том обостренно резком луче света,
                 который центрировался в его уме предельным напряжением воли и рассудка. Он
                 был уже до конца убежден, что избрал единственно правильное решение —
                 стремительным броском вперед. Курсанты не должны знать об окружении, потому
                 что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее устрашась. Нет. Только
                 вперед, на разгром спящего врага, а потом уже на выход к своим.
                        Но почти безотчетно Рюмин не хотел сейчас думать о грядущем дне и о
                 своих действиях в нем. Всякий раз, когда только он мысленно встречался с
                 рассветом, сердце просило смутное и несбыточное — дня не нужно было; вместо
                 него могла бы сразу наступить новая ночь…
                        Взводы покинули окопы в урочное время и сошлись и построились в поле за
                 рвом. Тут немного метелило и было яснее направление ветра — он дул с востока.
                 Рюмин пошел перед строем, зачем-то высоко и вкрадчиво, как на минной полосе,
                 поднимая ноги, и в напряженном безмолвии курсанты по-ефрейторски выкидывали
                 перед ним винтовки с голубыми кинжальными штыками и сами почему-то дышали
   25   26   27   28   29   30   31   32   33   34   35