Page 39 - книга убиты под Москвой

Повесть убиты под Москвой

— Это пока неизвестно. Что достану, если разрешите сходить вон в те хаты.
Воды тоже нету.
Он побежал к Красным Дворикам, гремя ведром. Алексей подумал, что
раненых надо бы снести туда, и через плечо стал рассматривать хаты и то, что
виднелось за ними. Гвозденко то и дело почему-то оглядывался, потом
остановился, поднес к глазам ладонь, задрав голову, и бросился назад.
— Самолеты сюда… Много! — крикнул он и лег рядом с Алексеем,
поставив в головах ведро.
— Ты давай к себе, — сказал ему Алексей, улавливая слабый отдаленный
гул, и Гвозденко нехотя поднялся и побежал в котловинку, а Алексей снова
подумал, что раненых следовало бы перенести в хаты.
Самолетов еще не было видно, но с каждой секундой рокот усиливался, и в
изголовье Алексея вдруг надсадно-тонко и чисто запело ведро. Острый ноющий
звук жил и упрямо бился с мощным ревом неба и чем-то далеким и полузабытым
больно пронизывал набухавшее тоской сердце Алексея. Он приподнялся на
четвереньках и глянул в небо, но тут же припал к земле и сжался — из длинного
журавлиного клина, каким шли самолеты, прямо на четвертый взвод отвесно
падали три передних бомбардировщика. "Надо броском вперед или назад, как тогда
в окопе", — мелькнуло в его мозгу, и он крикнул: "Внимание! " — и услыхал над
собой круто нараставший свист оторвавшихся от самолетов бомб. Они легли
позади и слева, колыхнув и сдвинув землю, и в грохоте обвала сразу же
обозначился очередной, до самой души проникающий вой. Эта серия бомб
взорвалась тоже позади взвода, но значительно правее, и Алексей мысленно
крикнул: "Внимание! " — и непостижимо резким рывком кинулся вперед, в глубь
леса. Он упал возле сосны и когда оглянулся, то на мгновение увидел наклонно
бегущих в лес и падающих у кустов и деревьев курсантов, клубы синеватого праха
на опушке, а в их промежутках — далекие силуэты хат и над ними несколько штук
завалившихся на нос черных самолетов. Вид этих пикирующих на Дворики
"юнкерсов" уколол его сердце надеждой — "может, они все перекинутся туда", и
одновременно он подумал, что раненых переносить в хаты было нельзя… Он
видел, как в одиночку и группами разбегались по лесу курсанты. "Что ж он… его
мать, завел, а теперь… " Это он подумал о Рюмине, но тут же забыл о нем,
придавленный к земле отвратительным воем приближающихся бомб. Мысли,
образы и желания с особенной ясностью возникали и проявлялись в те мгновения,
которыми разделялись взрывы, но, как только эти паузы исчезли и лес начал
опрокидываться в сплошную грохочущую темноту, Алексей ни о чем уже не думал
— тело берегло в себе лишь страх, и он временами лежал под деревом, вцепившись
в него обеими руками, то куда-то бежал и в одну и ту же секунду ощущал дрожь
земли, обонял запах чеснока и жженой шерсти; видел над лесом плотную карусель
самолетов, встающие и опадающие фонтаны взрывов, летящие и заваливающиеся
деревья, бегущих и лежащих курсантов, до капли похожих друг на друга, потому
что все были с раскрытыми ртами и обескровленными лицами; видел воронки с
месивом песчаника, желтых корней, белых щепок и еще чего-то не выразимого
словами; видел куски ноздреватого железа, похожего на баббит, смятые каски и
поломанные винтовки… Поддаваясь великой силе чувства локтя, он бежал туда,
где больше всего накапливалось людей, и дважды оказывался в поле и дважды
возвращался в лес — в поле было страшнее: десятки самолетов чертили над ним
широкие заходные виражи…
Наконец для тех, кто был жив, наступила минута тягостного провала в
глубину времени, свободного от воя и грохота бомб, но заполненного