Page 59 - РАЗСКАЗЫ 1911 ГОД.

глазами, бритый, шаркавший ногами, с вечно-мокрыми, ярко-
красными не по летам губами. Он всегда ими шевелил и их

облизывал. Ходил всегда в черном цилиндре, даже летом в
деревне. Вид всякой молодой женщины приводил его в экстаз.

Он начинал поджимать губы и щурился, тяжело пыхтел и
кровь еле заметными пятнами проступала на его щеках. Он

схватывал за руку ближайшего соседа и стонал:
— Ах, какая женщина!
Потом я узнал, что он всю свою жизнь пользовался

репутацией Дон-Жуана. Большую часть своего состояния он

спустил в Париже, приехав туда еще в мальпостах и призвав
для этого на помощь дев Парижа, которые в то время
назывались лоретками. Вторую половину состояния он прожил

в России. Его спускали с крыльца соседи, если заставали с
женами и дочерьми. Его били. Он не обижался, а, вспоминая

все, облизывался:
— Боже, какие женщины!

В пятидесятых годах, он почти замкнулся у себя в доме и
составил гарем из крепостных помоложе. Наконец, дела его

настолько пошатнулись, что он и гарем должен был
распустить. Крестьяне были заложены и перезаложены,—но
Кутафьин даже и им ухитрялся быть должен, занимая по пяти

и десяти рублей у богатого мужика, конечно, без отдачи.
Праздником для него было, если корову или лошадь находили

на господской земле.
— А-а!—захлебываясь говорил он:—Вавилы Трифонова

корова! А! Бурая корова! А где Трифонов?
— Трифонов в городе.

— A-а! в городе.
—А баба его дома?
— Баба дома.

— Позвать бабу! И он потирал от восторга руки.
Бабу приводили.

— Твоя корова в мое поле вошла! В гречиху вошла!—
полузадыхаясь говорил Кутафьин, пожирая глазами её

округлые части...

56