Page 45 - C:\Users\СОНИ\Documents\Flip PDF Professional\Книга Двадцать дней без войны\
P. 45

Глава седьмая

          в воду и, представьте себе,  вылезла и узнала меня. И тут же в три дня, недолго думая,
          женила на себе. Женька, не толкайся, так беспризорница. Ну, дурю, нельзя, что ли?
                 — Дури, пожалуйста! Так давно не дурил, что даже рада. «Совершенно нечаянно
          тебя толкнула», —сказала маленькая женщина и чуть-чуть улыбнулась уголками рта.
                 — Сначала подумал, что сниматься хочет, для этого и замуж за меня пошла. Нет,
          смотрю: год живем — не просит снимать ее, два года живем — не просит, нарушает все
          традиции  нашего  советского  кино.  Даже  перед  своими  товарищами  режиссерами  стало
          неудобно. . .
                 — Никогда не мечтала о кино, — сказала женщина, которую он называл Женькой.
          — На велосипеде гоняла, пловчихой была.
                 Одно время даже о цирке, об акробатике думала. А в кино снялась только раз — и то
          со спины. Вместо его актрисы с обрыва в холодную воду прыгала!
                 —  А  где  вы  сейчас  работаете?  —  спросил  Лопатин.  Что-то  в  этой  женщине  не
          позволяло думать, что она может сейчас не работать.
                 —  В  Наркомпросе.  Я  физкультурный  техникум  кончила,  до  войны  преподавала
          физкультуру в школе, с перерывом на год.  — Она кивнула на сына. — А здесь совсем
          другим занимаюсь. Тут, на вокзале, есть эвакопункт для детей — мы их там обрабатываем,
          распределяем и в детские дома передаем или в семьи. Я вас, между прочим, видела. Вы с
          этим  длинным  поэтом  московским  и  еще  с  каким-то  военным  шли  через  вокзал  вчера
          ночью. Обратила внимание на ваш белый полушубок, — улыбнулась она.
                 И кивнула на мужа. — Очень хочу для него такой достать.
                 — Неужели и сейчас еще так много детей, что вы там и днем и ночью дежурите? —
          спросил Лопатин.
                 — Все еще много, — сказала она. — Там на фронте наступают, а дети все еще сюда
          едут. Им уже направление дано — они и едут!
                 В первое время за Ромку боялась, — снова кивнула она на сына, — как бы чего не
          затащить... Такая пропахшая всеми дезинфекциями домой к ним приходила, что они от меня
          шарахались!  А  вообще,  мне  эта  работа  по  душе.  Может  оттого,  что  сама  когда-то
          беспризорницей была... Он ведь не шутит, — улыбнулась она мужу, — все это правда, что
          из котла. А что я полтавчанка — шутит! — сказала она после коротенькой паузы и с каким-
          то другим, новым выражением лица. — У него почему-то как мазанки, так Полтава! Я из-
          под Белгорода, папа и мама умерли от тифа, младшего брата соседи на время взяли, а я
          поехала на поезде к тетке, а тетки нет, умерла! Поехала обратно и сама заболела тифом...
          Слава богу, сейчас сразу гасим каждую вспышку. А то при такой огромной эвакуации даже
          страшно представить. . .
                 — Ну-ну, чего ты?  — брось расстраиваться,  — сказал режиссер,  так опасливо и
          нежно погладив жену по плечам, что Лопатин подумал: наверно, ей солоно приходится там,
          на работе. — Расскажите-ка лучше вы нашему Ромке, за что орден получили.
                 Все равно заставит у вас спросить.
                 Лопатин  покосился  на  сидевшего  рядом  мальчика.  Пока  говорила  мать,  он  не
          слушал. Доев картошку, сидел за столом и читал учебник. Как видно, в этой маленькой
          комнатке, где жили так тесно друг к другу, каждый привык заниматься своим делом, не
          мешая другим.
                 Лопатин задумался: как покороче ответить? Тогда, прошлой зимой, чего только не
          было  в  реляции  редактора  —  представляя  по  совокупности,  вспомнил  чуть  ли  не  все
          поездки на фронт. . .
                 — Наградили за то, что на подводной лодке плавал, — сказал Лопатин.
                 — Долго? — спросил мальчик.
                 — Двадцать дней.
                 — И много потопили?




                                                                                                     45
   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50