Page 47 - C:\Users\СОНИ\Documents\Flip PDF Professional\Книга Двадцать дней без войны\
P. 47

Глава седьмая

                 — Правда. Сначала их самих было мало. Потом как-то все не выходило. А потом
          Сталинград — там держались не танками. Почему вы спросили?
                 — Психую из-за брата... Позавчера у нас из карантина брали малыша. Вдруг, чудом,
          нашлись  отец  и  мать.  Отец  танкист;  после  госпиталя  один  глаз  цел,  а  другой,  и  все
          остальное, и лицо, и шея такие, что нет сил смотреть. Он к ребенку, а ребенок в ужасе от
          него! Ромка радуется — орден, орден! Илья ему вторит. А у меня в глазах это лицо! Хочется
          сказать им: да помолчите вы, не говорите о нем, не сглазьте! А сказать нельзя!
                 — Да, сказать нельзя. —  Лопатин снова вспомнил, как горят танки,  и несколько
          секунд стоял и молчал.
                 — Пойдемте! Ну, что вы стали? О чем вы думаете? У вас-то у самого ничего плохого
          не случилось? — снова беря его под локоть, спросила женщина. Спросила так, словно могла
          помочь. — У вас-то кто на фронте?
                 — Кроме меня, никого. Если вы о родственниках. А друзья — почти все.
                 Они молча прошли еще сотню шагов.
                 — Евгения Петровна!
                 — Да? Что? — не сразу ответила женщина.
                 — Вот вы второй год на этом эвакопункте. Скажите, много детей по дороге сюда, до
          Ташкента, не выдерживают. . .
                 — Умирают, да?
                 — Да.
                 — Некоторые умирают. А другие — как без вести пропавшие.
                 Про тех, кого больными снимают по дороге, на станциях, иногда подолгу не знаем,
          живы или умерли. . .
                 — А те, что сюда приезжают, в каком виде?
                 — Кто приезжает, почти всех ставим на ноги. Знаете, кого больше всех жаль, каких
          детей? Тех, кого уже во второй раз с места сорвали, а иногда и в третий. Сначала из-подо
          Львова — под Ростов. Оттуда на Кавказ, потом сюда! Наверное, надо было бы сразу сюда,
          но ведь кто же все знал заранее? Эти дети какие-то совсем себя потерявшие, в их голове все
          спуталось. У таких организм хуже борется с болезнями. . .
                 Они  вышли  к  трамваю.  Лопатину  казалось,  что  в  такой  поздний  час  трамваи  в
          Ташкенте пустые, как это бывало до войны.
                 Но они шли, наоборот, битком набитые: люди ехали в ночную смену на военные
          заводы. Первый трамвай пришлось пропустить:
                 негде было даже висеть. На второй все-таки сели и стали проталкиваться вперед. Но
          их растащило, и Лопатин уже не видел за головами и спинами маленькую, потерявшуюся
          среди них женщину, только слышал ее громкий заботливый голос, объяснявший, где ему
          надо слезать и куда идти.
                 Оборвав в давке два крючка полушубка, он выбрался из вагона на остановку позже,
          чем надо, и пошел обратно вдоль трамвайных путей.
                 Вячеслав Викторович был не один. Напротив него, лицом к двери, сидела Ксения.
                 — А я тебя уже два часа жду! Мешаю Вячеславу Викторовичу работать, — едва
          Лопатин вошел, сказала она и пошла ему навстречу, знакомым жестом полураскрыв руки.
                 Он поцеловал ее, кажется впервые в жизни равнодушно, и сел за стол рядом с нею.
                 Вячеслав Викторович встал и вышел в соседнюю комнату.
                 — Как ты себя чувствуешь? «Ты что-то похудел и скверно выглядишь», —сказала
          Ксения таким тоном, словно ему ничего не оставалось делать без нее, как только худеть или
          скверно выглядеть.
                 Должно быть, на лице Лопатина промелькнуло раздражение, и Ксения заторопилась
          объяснить, зачем она пришла.






                                                                                                     47
   42   43   44   45   46   47   48   49   50   51   52