Page 17 - Лабиринт Ананаер

долгая дорога к ней через квартал угольного олигарха времён
Российской империи, и отметины некогда сильных лож,

разбросанные в окрестностях каменными памятниками,
скульптурами, пирамидами на тимпанах и узорами вазонов, и,
наконец, «говорящая» лестница подъезда, в которой извечно
свистит через щель ветер, слышится воркование голубей,
отдалённый грохот причала, и крохотная приставная стремянка,

подремонтированная в двух местах и выкрашенная в светло-
голубой, и, конечно, то, в чём эта голубятня продолжается, в чём
растворяется и тонет – в воде и кораблях… Ибо вид из неё

открывается на реку и проплывающие мимо корабли.

Когда белые курчавые голуби стайкой возвращаются к
пристанищу, а вдали по синей глади идёт корабль, всякому

смотрящему вдруг становится хорошо. Легко так. Немного
празднично. Отчасти печально. «Живём», – хочется выдохнуть,
ощущая прилипчивый запах голубиного помёта и перья в носу. И
вид на треть заграждает бронзовый купол колокольни, и реки
обозрим лишь кусок, и следить скольжение судна можно недолго, и

порхающие, и гадящие птицы мира усложняют любование, однако
именно отсюда, с неприметной голубятни, корабль этот приходит не
к причалу лабиринта-мегаполиса, а как будто внутрь… заходит с

пароходным сигналом в сердце смотрящего… А зачем нужны
препятствия? Они помогают услышать этот сигнал и вознадеяться.
«Всё-таки, ёшкин-матрёшкин, живём», – улыбаешься ты, спускаясь
вниз по крохотной стремянке, выкрашенной в этот трогательный и
наивный голубой.

Когда со мной спорили инстаманы, что лучший вид на
заходящие лайнеры, корабли, катера, рыболовецкие лодчонки,
скутера открывается с застеклённой террасы ресторана «Чайка
Фердинанда Фабиуса», я молчала и втайне радовалась. Это место
так девственно и лучисто именно потому, что о нём не знают.

Только у этой голубятни появится сайт, выступающий в наш век в
роли визитной карточки, отпечатка пальцев или, если хотите,