Page 72 - Лабиринт Ананаер

смешались серые подтеки от туши, она повернулась ко мне и с
неожиданным презрением процедила: «Mais vous, russians, you will

never help! Non!».

Вспомнив этот спонтанный жест вдовы, француза на
носилках и два слова «яд» и «зигзаг», который несложно было

различить у застывшего гада, я с визгом бросилась в воду. Змея.
Женя. Палка. Малиновая пасть. С неожиданной легкостью Женя
закрутил гадюку на палку и зашвырнул в заросли. Может, мне это
снится?! Разинув пасть, змея выстрелила в него. Он увернулся.
Схватил другую палку. Казалось, он одержал победу, заехав ей по

морде, но она продолжала, потеряв ориентир, выбрасываться
вперед и разевать глотку. Прошло немало змеиных прыжков,
прежде чем Ручей остался без палки. Голыми руками он схватил её

так ловко, как будто делал это не раз. «Бей!» – заорал он. Не помня
себя, я схватила со дна булыжник и размозжила её приплюснутую
морду с такой силой, что в нас прыснули её мозги. А
обезглавленное туловище продолжало рефлекторно содрогаться.

Ещё несколько мгновений я дышала этим, словно не могла
вдохнуть что-то иное. Как будто в отвращении, которое я
испытывала, наблюдая за агонией гада, мелькало противоположное
– привлекательное. Нет, это был не сон. Меня вырвало. Я села в

тёплую воду и заплакала. А в заиленной воде кругом от меня
таилось огромное множество лингамов. Сквозь эту мутную
плотность виднелось нечто настолько первобытное, настоящее,

нелабиринтное, что мне стало ещё тяжелее.

Может, я плакала от бессилия и усталости? Может, я
плакала из-за того, что не умею полнокровно любить? Или из-за

того, что в лабиринте эксплуатируют сексуальное, засоряют этим
мозги и лишают в итоге самого естественного? Нет. Наверное, из-за
Андрея. Нет, наверное, из-за призрака групповух. Нет. Из-за Ручья.
А он причём? Наверное, осы расшатали мне нервы…

Ручей тем временем погрузился с головой в воду, немного
полежал звездой и сел неподалеку, не проявив никакого сочувствия.