Page 374 - Наше дело правое

на зелену положил на траву,

сам с кувшином за водой вернулся.
Но как жажду утолили вместе
да на черну оглянулись землю —
а главы-то нет в траве зеленой:
через поле голова святая
ко святому поспешает телу,
прирастает, будто так и было!

К вечеру день клонится, тучи свинцовые небо заволокли. Волки рыщут
на поле брани, вороны стаями слетаются на кровавую тризну. Вывели
янычары царя Лазаря, князя Милоша и других сербов пленных на погибель
лютую. Сидит Баязид на троне султановом, на казнь смотрит. Первым
встречает смерть царь Лазарь. Стоит он в рубахе белой, ветер треплет
седые его волосы. Светел лик царя. Не за себя скорбит он, за народ свой, но
знает царь, что двери царствия небесного открыты для всех сербов в Видов
день, и не собьются они с пути. Подходит к нему князь Милош, и
прощаются они, как отец с сыном, обнимаются и троекратно целуются по
сербскому древнему обычаю.
— Ты прости меня, господарь мой. Много я грусти тебе принес. Был

несдержан и груб, буйством славился. Не мог спокойно на месте сидеть.
Творил, что хотел, с тобой не советовался. Судьбу каждый день Божий
испытывал. Дочь твою вдовою оставляю. Прости, отец.
— Прощаю тебя, сын мой, хотя и нет за тобой вины. Во всем я
виноват, я один. Господарь — плоть от плоти народа своего, негоже ему
пребывать в благости, когда такое вокруг деется. Верю я, князь, что скоро
мы встретимся.
— Встретимся, владыка. Нам отныне всегда вместе быть.
Падает глава царя Лазаря, за нею — глава князя Београдского, а там
головы сербов сыплются, как горох. И кто сказал, что у князей с севера
кровь другого цвета, нежели у простых людей? Смотрит на казнь Баязид.
Глаза его темные и бездонные, как озера на Дурмиторе, пеленою бледною
затянулись. Видит ли он в тот миг свою бесславную погибель от руки

черного владыки с востока? Иль поражение народа своего? Кто знает? Но
лишь положил князь Милош главу свою на плаху окровавленную, вышло
солнце закатное из-за туч, и заиграли кудри на ветру золотом червонным.
Отвернул глаза Баязид, не посмел на красоту такую смотреть. Негоже тебе
было, светлый князь…