Page 109 - Завтра была война_

персональное дело Люберецкой. Но, разбирая ее, мы не можем забывать о
зверском избиении комсомольца и общественника Юрия Дегтярева. Мы не

должны забывать и об увлечении чуждой нам поэзией некоторых чересчур
восторженных поклонниц литературы. Мы не должны забывать о
разлагающем влиянии вредной, либеральной, то есть буржуазной,
демократии. Далекие от педагогики элементы стремятся всеми силами
проникнуть в нашу систему воспитания, сбить с толку отдельных
легковерных учеников, а то и навязать свою гнилую точку зрения.

Класс загудел, когда Валентина Андроновна этого не ожидала. Он молчал,
когда она говорила о Люберецкой, молчал, когда намекнула на Шефера и
слегка проехалась по Искре Поляковой. Но при первом же намеке на
директора класс возроптал. Он гудел возмущенно и несогласно, не желая
слушать, и Валентина Андроноана прибегла к последнему средству:

— Тихо! Тихо, я сказала!

Замолчали. Но замолчали, спрятав несогласие, а не отбросив его. Валентине
Андроновне сегодня и этого было достаточно.

— Вопрос о бывшем директоре школы решается сейчас…

— О бывшем? — громко перебил Остапчук.

— Да, о бывшем! — резко повторила Валентина Андроновна. — Ромахин
освобожден от этой должности и…

— Минуточку, — смущаясь, вмешался райкомовский представитель. —
Зачем же так категорически? Николай Григорьевич пока не освобожден,
вопрос пока не решен, и давайте пока воздержимся.

— Возможно, я не права с формальной стороны. Однако я, как честный
педагог…

Ей стало неуютно, и нотка торжества исчезла из ее тона. Она уже

оправдывалась, а не вещала, и класс заулыбался. Заулыбался презрительно и
непримиримо.

— Прекратите смех! — крикнула Валентина Андроновна, уже не в силах ни
воздействовать на класс, ни владеть собой. -Да, я форсирую события, но я
свято убеждена в том, что…

Распахнулась дверь, и в класс влетела Зина Коваленко. Задыхалась-видно,
бежала всю дорогу, -затворила за собой дверь, привалилась к ней спиной,
широко раскрытыми глазами медленно обвела класс.

— А Люберецкая? — спросила Валентина Андроновна. — Ну, что ты
молчишь? Я спрашиваю: где Люберецкая?

- 109 -