Page 132 - Завтра была война_

— Мы пришли поздравить вас, Николай Григорьевич, с великим праздником
Октября.

— А-а. Спасибо. Садитесь, коли пришли. Маша, поставь самовар.

Женщина вышла. Они кое-как расселись на стульях и старом клеенчатом
диване.

— Ну, как демонстрация?

— Хорошо.

— Весело?

— Весело.

Николай Григорьевич спрашивал, не отрывая глаз от скатерти, и отвечала
ему одна Искра. А он упорно смотрел в стол.

— Это хорошо. Хорошо. И правильно.

— Песни пели, -со значением сказала Искра.

— Песни — это хорошо. Песня дух поднимает. Замолчал. И все молчали, и

всем было неуютно и отчего-то стыдно.

— А почему вы не были с нами? — спросила Зина, не выдержав молчания.

— Я? Так. Занемог немножко.

— А врач у вас был? — забеспокоилась Лена. — И почему вы не лежите в
постели, если вы больны? Директор упорно молчал, глядя в стол.

— Вы не больны, — тихо сказала Искра. — Вы… Почему вы больше не

поете? Почему вы баян домой унесли?

— Из партии меня исключили, ребятки, — глухо, дрогнувшим голосом
произнес Николай Григорьевич. — Из партии моей, родной партии…

Челюсть у него запрыгала, а правая рука судорожно тискала грудь, комкая
гимнастерку. Ребята растерянно молчали.

— Неправда! — резко сказала от дверей пожилая женщина. -Тебя исключила

первичная организация, а я была в горкоме у товарища Поляковой, и она
обещала разобраться. Я же говорила тебе, говорила! И не смей распускаться,
не смей, слышишь?

Но Николай Григорьевич ничего не слышал. Он глядел в одну точку
напряженным взглядом, рукой по-прежнему комкая гимнастерку. Искра
перегнулась через стол, отвела эту руку, сжала.