Page 42 - На колени не встану
P. 42
верит этому? Не они, а истинные сталинцы — контр,
революционеры. Вы т ерроризировали страну, вы загнали
партию в подполье. В стране господствует диктатор
Сталин — дикий и кровожадный, каких еще не знала
страна». Отголоски этих настроений долетали и за тю.
ремные решетки.
Сохранился уникальный исторический источник
более 300 писем М. Н. Рютина жене и сыну Виссариону.
Вся переписка с семьей шла через СПО, где эти письма
изучались, копировались и следователи определяли, что
можно, а что нельзя переправлять семье. «...«Жить»
и «сидеть» — конечно, вещи весьма различные. Но
и в «сиденье» есть тоже своя жизнь. Основное, надо
привыкнутъ к однообразию, к монотонности и к одино¬
честву тюремной жизни»,— писал Мартемьян Никитич
в одном из своих первых писем из Верхнеуральского
политизолятора.
В заключении Рютин упорно занимался самообразо¬
ванием и из-за тюремной решетки продолжал руково¬
дить обучением младшего сына Виссариона. 13 января
1933 года он писал жене Евдокии Михайловне: «Очень,
очень обидно, что Вире пришлось бросить учебу. Ну что
ж? Ничего не поделаешь. Пока придется с этим поми¬
риться. Ну я т огда рекомендую тебе, Виря, на практике
всемерно совершенствоваться, не застывать на одном
месте, стараться расширить размах своей работы, сле¬
дить все же за специальной литературой и все время
предъявлять к себе максимум требований. А на службе
ты теперь должен быть архи и архи аккуратен и испол¬
нителен. Ни опозданий, ни прогулов на работу ни под
каким видом! Ибо твое положение специфическое...» Он
настоятельно советует сыну изучить «Капитал», читать
«Правду» и другие газеты.
Как оценил Мартемьян Никитич все, что случилось
с ним, из тюремной камеры Суздальского полит изолято¬
ра? Об этом лучше всего свидетельствуют его письма,
написанные в дни рождения. 12 февраля 1933 года он
пишет: «43 года. Да! Поистине политическая деятель¬
ность — это не Невский проспект, выражаясь словами
Чернышевского. Теперь я, как горьковский Сокол, упал
на камни с разбитой грудью. Но оглядываясь на весь
пройденный мною путь, я вес же могу сказать, как сказал
Сокол Ужу: «Я славно пожил, я знаю счастье». И эти
лучшие времена моего прошлого служат утешением в на¬
стоящем...»
40