Page 202 - Наше дело правое

— Не бес, — по щеке Феофана скользнула слеза, — ангел! Ангел-

хранитель! Приди ты на пир, мы бы сейчас не говорили.
— Вот так-так! — Георгий присвистнул и взъерошил свалявшиеся
волосы. — За что же они меня? Вроде я никому дохлой рыбы не посылал…
София? Господи, ей-то я что сделал?!
— Василисса София покончила с собой, — негромко произнес
Феофан, чуть ли не впервые величая так за глаза свою врагиню, — и смерть
ее была достойна истинной владычицы севастийской. Она отомстила за
своего супруга и повелителя, да упокоятся их души.
— Что? — не поверил своим ушам Георгий. — Что ты сказал?!
— Андроник зря в последний раз сменил ортиев. — Теперь слезы
катились по щекам евнуха градом, и он не пытался их вытирать. — Во
время пира василевс был убит.
Рыдания не помешали Феофану рассказать то, чему он стал
свидетелем. Георгий слушал высокий прерывающийся голос и словно бы
видел, как пришедшие без оружия динаты разбирают спрятанные в
корзинах с цветами мечи, как один за другим падают сторонники и друзья

брата, как втаскивают в зал тела племянников, а Фока Итмон набрасывает
на плечи пурпурный плащ, осушает чашу вина и поднимается к Софии.
Объявить о свадьбе своего сына и ее дочери и получить то, о чем мечтал
всю жизнь. Он забыл, что василисса носит в косах кинжал.
— Что с Ириной? — глухо спросил Георгий. Василевс, которого
оплакивал евнух, приходился внуком захватившему престол стратегу.
Феофан был племянником свергнутого Исидора, он так и не познал
женщины…
— Василисса Ирина здорова. Ее брак с… василевсом Василием
освящен Патриархом. Святейший счел себя неготовым предстать перед
Господом. Геннадий Афтан… отрекся за себя, своих братьев, сыновей и
племянников в пользу мужа племянницы. Он жив, ведь он теперь слеп.
Кирилл и его сыновья убиты на пиру.

Вряд ли Геннадий рассчитывал на подобный исход. Брат сошелся с
динатами и убил Стефана в надежде надеть пурпур, а полетел во тьму.
Навечно. Что ж, это справедливо, вернее, только это и справедливо…
Хрипло выругался Никеша, насупил брови Василько, по мокрому лицу
Феофана пробежал солнечный зайчик, перепрыгнул на плечо, оттуда — на
миску с застывшей кашей. Над кашей кружила муха. Георгий привычно
провел рукой по колючей щеке. Он все понимал и ничего не мог, словно в
дурном сне.
Первым пришел в себя воевода. Сжав и разжав несколько раз