Page 198 - Наше дело правое

— Не стану! — рявкнул Василько. — Эх, Юрыш, Юрыш… Не будь ты

севастийцем, да еще княжичем, отдал бы тебе дружину. Как пить дать
отдал… Не сейчас, вестимо, годочков через десять, а сам — на печь!
— Ты да на печь? — возмутился кто-то незнакомый, но все равно друг
до гроба. — Ни в жизнь не поверю!
— А вот и на печь, — уперся Василько. — Олексич полез, чем я хуже?
— Какой из тебя на печи сиделец? Во поле живешь, во поле и
помирать…
— Ну и помру! — легко передумал воевода. — Жаль, не на своем…
Всем птениохи поганые хороши, бьешь да радуешься, а все не саптарва!
Вот бы ты, Юрыш, хана саптарского порубил…
— И порубаю! — вскочил на ноги Георгий. — С кем Севастия только в
союз ни вступала, а все одна! И вы одни… Хватит!..
Тяжеленная рука легла на плечо. У губ вновь возникла чаша, а потом
звезды и луна прыгнули навстречу, зато сердце екнуло и провалилось вниз.
Георгий что-то кричал, и ему отвечали. Он падал, его подхватывали и вновь
подкидывали, а затем подняли на червленый, похожий на лист или сердце

щит над спящими, пьющими, поющими. Над друзьями, которых нет и не
может быть у брата василевса.

…А сестра моя меньшая,

Догадалась обо всем:
По весне, — она сказала, —
Ой да ты оставишь отчий дом…

Метались растрепанные тени, звенели клинки, никогда не виданные
саптары выхватывали из-за спин стрелы, скалился и хохотал гривастый
рыжий жеребец, мчался сквозь дымную ночь другой, словно откованный из
драгоценного серого булата, а потом на сухую землю упала тень кривой
оливы, зазвучала походная свирель, сверкнули алые, чтоб враг не заметил
крови, плащи. Царский сын, он уводил пять сотен элимов к Артейскому
ущелью. Туда, где изготовились к удару полчища Оропса. Их следовало
задержать. Отец, Киносурия, вся Элима умоляли о трех днях. Только о трех
днях. Он обещал…

Глава 3