Page 121 - Завтра была война_

— Ты устроила панихиду на кладбище? Ты? . .

— Мама…

— Молчать! Я предупреждала! — Ремень расстегнулся, конец его гибко
скользнул на пол, пряжку мать крепко сжимала в кулаке.

— Мама, подожди…

Ремень взмыл в воздух. Сейчас он должен был опуститься на ее голову,
грудь, лицо — куда попадет. Но Искра не закрылась, не тронулась с места.
Только побледнела.

— Я очень люблю тебя, мама, но, если ты хоть раз, хоть один раз ударишь
меня, я уйду навсегда.

Она сказала это тихо и спокойно, хотя ее всю трясло. Ремень хлестко ударил
по полу рядом. Искра дрожащими руками зачем-то поправила старенькое
мокрое пальтишко и села к столу. 'Спиной к матери.

Она смотрела на извещение, но уже ничего не понимала. Слышала, как упал

на пол солдатский ремень, как мать прошла к себе, как тяжело скрипнул стул
и чиркнула спичка. Слышала, и ей было до боли жаль мать, но она уже не
могла встать и броситься ей на шею. Она уже сделала шаг, сделала вдруг, не
готовясь, но, сделав, поняла, что идти нужно до конца. До конца и не
оглядываясь, как бы ни были болезненны первые шаги. И поэтому
продолжала сидеть, незряче глядя на извещение о бандероли, написанное

таким неуловимо знакомым почерком. За спиной опять скрипнул стул,
раздались шаги, но Искра не шевельнулась. Мать подошла к шкафу, что-то
искала, перекладывала.

— Переоденься. Все переодень — чулки, белье. Ты насквозь мокрая.
Пожалуйста.

Искра вздрогнула от незнакомых нежных и усталых интонаций. Ей вдруг

захотелось броситься к матери, обнять ее и заплакать. Зареветь, зарыдать
отчаянно и беспомощно, как в детстве. Но она сдерживала себя и опять не
обернулась.

— Хорошо.

Мать постояла, аккуратно положила белье на кровать и тихо ушла на свою

половину. И снова чиркнула спичка.

- 121 -