Page 12 - РАЗСКАЗЫ 1911 ГОД.

склеп—и теперь не понимаю: должно быть, в молодости очень
скучно бывает жить однообразной жизнью бурсака, сидеть

взаперти и не иметь развлечений, кроме зубрежки
ненавистных учебников.

Мы вошли в склеп, хорошо знакомой дорогой, затворили за
собой дверь и зажгли свечку. Пройдя в следующее отделение,

небольшое подземелье, где стояли гроб и наша «мебель».
Граф — верзила, бас, весельчак, кутила и ругатель— вынул из
кармана пустую бутылку и, водрузив в горлышко свечку,

устроил освещение. Фита выгрузил из карманов остальные

запасы, и мы все трое уселись за гробом, как за столом.
Свечка слабо мерцала и освещала только наши лица и нашу
трапезу; всё остальное тонуло в могильном мраке.

Была, воистину, гробовая тишина.
Вероятно, наша компания, спокойно сидящая за гробовой

крышкой в могиле, выпивающая и освещённая таинственным
мерцанием свечи, представляла из себя нечто фантастическое

и странное.
Шум бури глухо доносился до нас, и нам было особенно

приятно чувствовать себя в безопасности от всего и ощущать,
как водка теплой струей разливалась по жилам.
Выпив рюмки по три и закусив, мы принялись за игру. Сидели

мы у широкого конца гроба, где предполагалась голова
покойника.

Граф сидел с конца на обрубке, а мы с Фитой но бокам гроба.
Свечка в бутылке освещала наши лица и руки с картами. Мы

чувствовали себя, как дома, смеялись, отпускали шуточки и
поговорки. Мы тем более были спокойны, что разыгрывалась

буря, изредка прокатывался отдаленный гром и, кажется,
шумел дождь: кто в такую погоду пойдёт в могильный склеп?
Графу в эту ночь не везло: он проигрывал игру за игрой.

Сначала он относился к этому весело, но потом стал
раздражаться. Впрочем, вся его речь всегда состояла из

брали, —неприличные ругательства пересыпали ее через два
слова в третье. Мы с Фитой подсмеивались над ним, и он еще

больше сердился. Наконец, он стал обвинять в своих неудачах

9