Page 242 - РАЗСКАЗЫ 1911 ГОД.

отвратительно. Что провизия была плохая, это мне все равно:
я за качеством не гонялся. Но всего давали так мало, что

после каждого обеда мне хотелось плакать. Директор у
которого было толстое брюхо и жирные щеки, уверял нас, что

«воздержание есть мать всех добродетелей».
И вот, когда перед праздниками кончилось ученье и за мной

из деревни приехал на санях, запряжённых тройкой,
неизменный кучер Терешко, смуглый, как цыган, с чёрной
бородой и длинными густыми усами, в овчинном полушубке и

высокой барашковой шапке, — когда и я влез в привезённый

из деревни полушубок и тёплые сапоги и уселся в санях, а
добрая тройка, выбравшись за город, во весь дух помчала нас
по свежему, только что нападавшему снегу, — признаюсь,

весь мой патриотизм и все мои родственные чувства в душе
моей слились в одну жадную, вкусную, сладострастную

мысль: ну, наконец-то, я наемся! Ух!..
И воображение проносилось мимо оставшихся ещё нескольких

постных дней, даже мимо сочельника с его неизменным
узваром, кутьей, жареной рыбой, пирогами, и прямо

врезывалось в рождественские розговены, и я видел перед
собой, как бы висящие в морозном воздухе, великолепные
экземпляры спиралью свернутых колбас, куски сочного

ароматного сала, целые стада жареных гусей, кур, индюшек...
Чудный санный путь, дивный воздух, легкий морозец, кругом

— далеко-далеко, от неба до неба — яркая праздничная 6е-
лизна. Кони с каким-то азартом отдаются быстрому бегу, а

Терешко ещё поощряет, то вскрикивая, то теребя возжами, то
помахивая кнутом, а его длинные густые усы то и дело

пошевеливаются.
Наконец, я в усадьбе. Ем, конечно, вдоволь, можно сказать, с
утра до вечера, ну, совершенно так, как будто меня

откармливают для заклания. Ем, но нисколько не толстею. Всё
идёт на пополнение роста моего нелепого, несуразного тела.

Но это всё не то. Ведь, постное. У нас в доме строгий режим.
Отец и мать совершенно равнодушны к постничеству. Но

дедушка, старый камергер, некогда кутила, ловелас и,

239