Page 24 - C:\Users\СОНИ\Documents\Flip PDF Professional\Книга Двадцать дней без войны\

Двадцать дней без войны

Глава четвертая

Вагон был мягкий, но такой старый, что казалось, вот-вот рассыплется. Было тряско
и холодно — садило изо всех щелей, но Лопатин все равно почти напролет проспал первые
трое суток.
За Оренбургом потянулись ледяные степи, станций было мало.
Стояли подолгу и на станциях, и на разъездах, пропуская составы с нефтяными
цистернами. Кроме них, ничего почти и не шло навстречу оттуда, из Средней Азии.
Составы были длинные, но шля быстро. Гнали по зеленой улице к фронту бакинскую нефть.
Через Каспийское море, Красноводск, Ташкент.
В сводках Информбюро говорилось о нашем наступлении, продолжавшемся в
Сальских степях и на Дону, и эти заполнявшие всю дорогу, гремевшие навстречу эшелоны
с нефтью сильней всяких сводок напоминали Лопатину о фронте, от которого он пока что
все удалялся и удалялся. И было как-то не по себе, что едешь не в ту сторону,
соблазнившись этим неожиданным отпуском от войны.
Лежа у себя на верхней полке, он вспоминал, где и сколько был с начала войны.
Вышло, что ездил на фронт девятнадцать раз, а в Москве из полутора лет пробыл меньше
трех месяцев. Подсчитывал в самооправдание; конечно, должность военного
корреспондента не самая трудная на войне; другие люди как начали войну, так и воюют до
сих пор там, где пришлось, не ездя ни в какую Москву. Но верно и другое: и в самой Москве,
и дальше нее, в тылу, много военных людей, с такими же шпалами на петлицах, как у тебя,
все еще служат вдали от фронта; когда пошлют, тогда и поедут. Каждому свое. Дали отпуск,
и пользуйся им.
Перед тем как лечь спать, он вышел в коридор покурить. Стоял у окна и посматривал
на женщину, которая стояла у соседнего окна и тоже курила.
Женщина была молодая и красивая, и он вспомнил о Ксении, которая теперь в
Ташкенте. Встречаться с ней он не собирался, но мог и встретиться: киностудия, театр, а
можно и просто так где-то столкнуться. . .
"Ну и увидимся, что ж из того? Для меня это теперь ничего не значит. Не должно
значить", — подумал он и снова посмотрел на молодую и красивую женщину у соседнего
окна. Кто знает, куда и почему она едет. Может, от мужа, может, к мужу. И не помнит
сейчас о себе — что красивая, думает о чем-то совсем другом, и кажется невеселом. . .
А действительно красивая! Он оглядел ее с головы до ног.
Хорошо бы встретить в других обстоятельствах такую, как эта.
Для него, конечно. Для нее навряд ли он в свои годы и со своей внешностью мог
представлять какую-нибудь ценность.
Она тоже несколько раз полуоборачивалась и смотрела на него.
Смотреть было не на что. Может, обратила внимание на орден Красного Знамени и
две нашивки за лёгкие ранения. . .
Он не любил свою неказистую, как он сам считал, внешность, и когда-то, в первые
годы жизни с Ксенией, даже испытывал глупую, как ему теперь казалось, благодарность к
ней за то, что она, такая красивая, вышла замуж за него, такого некрасивого.
Но все равно ему было приятно, что его снова и снова тянет сейчас смотреть на эту
стоявшую у соседнего окна женщину. В самом этом желании было радовавшее его чувство
свободы от прошлого. Он даже суетно пожалел, что рядом с Красным Знаменем у него нет
на груди второго, довоенного ордена — "Знак Почета" — за участие в экспедиции,
снимавшей со льдины папанинцев. Он потерял этот орден после переправы на лодке из
Крыма, когда, уже на Тамани, в одних подштанниках грелись в хате, а все, что развесили
сушиться на дворе, разнесло в клочья прямым попаданием бомбы. И гимнастерку, и орден.
Подал потом в Москве заявление о замене, но пока не заменили.

24