Page 132 - "Двадцать дней без войны"

Двадцать дней без войны

Он поднялся вдоль провода связи почти до вершины и уже видел головы и спины
людей, стоявших на гребне в неглубоком змеевидном окопе. Один из них, смотревший туда,
за высотку, оторвался от бинокля и повернулся. А в следующую секунду позади Лопатина
разорвался первый снаряд.
До окопчика было шагов тридцать, и, наверное, надо было попытаться добежать до
него. Но Лопатин бросился плашмя на землю, больно ударившись грудью о свою неловко
подвернувшуюся под ребра полевую сумку.
Немцы били по высотке. Снаряды рвались то ближе, то дальше.
Лопатину несколько раз казалось, что этот снаряд последний, и он загадывал, что
если этот снаряд последний, то его уже не убьют и вообще все в его жизни будет хорошо.
В разные дни войны он по-разному думал и о своей жизни, и о своей смерти. Но сейчас,
думая и о жизни, и о смерти, думал о той женщине в Ташкенте...
Но снаряды продолжали рваться, и когда наконец наступила тишина и он, еще не
решаясь встать, оглушенно приподнялся с земли на локтях, то увидел, как сверху, из
окопчика, к нему бежит человек.
— А мы думали вас убило, — радостно улыбаясь, сказал подбежавший капитан. —
Пойдемте, командующий приглашает на НП.
Лопатин оглянулся: полевая сумка лежала на снегу с оторванным ремнем. Он поднял
ее и пошел вслед за капитаном.
— Здравствуйте, Василий Николаевич, милости прошу, — сказал Ефимов, когда
Лопатин, потеснив людей, набившихся в узком окопе, подошел к нему. — Узнал вас издали
перед началом артналета. Реакция у вас хорошая. Первый близко разорвался!
Он снял папаху и, ударив ею о колено, стряхнул комочки земли.
— Неприятно было — в землю носом почти у цели, — сказал Лопатин.
— На войне вообще мало приятного, — Ефимов надел папаху на свою бритую
голову и повернулся к стоявшему рядом с ним полковнику: — Знакомьтесь, наш хозяин,
командир дивизии полковник Шелыганов. А это товарищ Лопатин из "Красной звезды", о
котором доложил нам с вами ваш начальник штаба. Мой одесский соратник! Позвоните,
Андрей Иванович, артиллеристам, проверьте, как подготовлен огонь. Надо начинать.
Полковник пошел по окопу, а Ефимов сказал Лопатину:
— Рад увидеть живым и здравым!
— И я рад! — сказал Лопатин. И неожиданно для себя добавил: — А я у вас дома
был.
— Где дома? — спросил Ефимов так, словно у него не было и не могло быть
никакого другого дома, кроме войны.
— На бывшей вашей квартире в Ташкенте. Я через Ташкент ехал.
— Ну и как там, не набезобразничали товарищи артисты? Картинки мои висят?
— Висят.
— Что докладывают? — повернулся Ефимов к подошедшему командиру дивизии.
— Докладывают, что готовы. "Катюши" подъехали и стали на позицию.
— Тогда с богом. Командуйте. — Ефимов с биноклем в руках облокотился на
бруствер окопа.
Лопатин тоже выглянул. Впереди видна была змеившаяся по лощине полоса льда,
похожая на реку.
А за этой полосой льда виднелись дома.
— Это и есть Горькая балка? — спросил Лопатин стоявшего рядом с ним адъютанта.
— Да, — сказал тот. — И протока — Горькая балка, и поселок — Горькая балка.
Должны взять его сегодня.
Впереди было видно движение подходивших к заледенелой протоке цепочек пехоты
и слышалась пулеметная стрельба. Артиллерия пока молчала.

132