Page 164 - Дичаров Захар (ред.). Распятые. Писатели - жертвы политических репрессий. Вып. 5. Мученики террора

Я голос келии укромной,
а мир шумит вдали от ней.
И Ты, все тот же вал огромный,
бегущий в гуще всех вещей.

Ужель Ты — все, а я единый
в моей мятежной тишине?
И не всему ли я причиной?
И не за всех ли я повинный,
а Ты — Ты немо внемлешь мне?
Какие слышишь голоса?
Чему внимаешь? Буре? Плачу?
Кому? Я тоже что-то значу,
и ждут Тебя мои леса.
Иль сирой песней слух твой, Боже,
закрыт моленью моему?
Но я себе внимаю тоже,
как одинокому псалму.
Я тот же, кто стучал когда-то
и не вошел в Твои врата.
И после каждого заката
я — уязвленный сирота.
Я отрешен людских веселий,
отсел ьн и к всякой суеты,
и вещи, где я жил доселе,
стоят как старые скиты....

Собственные стихи Сергея Владимировича, печатавшиеся при
его жизни в разных журналах, отдельной книжкой вышли только
после его смерти (Сергей Петров. Избранные стихотворения. Со­
ставители А.А.Петрова и В.И.Шубинский. Предисловие В.И.Шу-
бинского. Изд-во «Эзро», СПб., 1997).
Подобно своей поэзии, Сергей Владимирович сам — человек
полифонический, наделенный полярными, всякими качествами,
максималист, знавший уйму разных вещей, требовавший и от дру­
гих таких же максимальных познаний, хотя бы в профессиональ­
ной области. «Как же это вы, филолог, не знаете текстов А.Белого
наизусть?». «Ну и что же?» (реакция не филолога). «Ты можешь и
не знать, а он (филолог) — обязан».
Великолепно знал Сергей Владимирович и музыку, что прояви­
лось в его стихах не только в форме фуги, но и тематически, напри­
163