Page 217 - Дичаров Захар (ред.). Распятые. Писатели - жертвы политических репрессий. Вып. 5. Мученики террора
P. 217
товар, давай, скучно руки сложа сидеть, — он перегибается через
перила и следит, как я плетусь по третьему маршу. — Веселей,
старикан, чего карабкаешься! Время дорого...
Наконец поднимаюсь на галерею и стою, тяжело дыша, с тфи-
лин в руках.
— Ступай на обыск! — кричит мне начальник и, радуясь чему-
то, начинает посвистывать. — Петя! — орет он так, что возвраща
ется зычное эхо. — Принимай товар! Ярлык пришел, давай в ра
боту! Из какой-то ниши выходит Петя — то ли человек, то ли зверь,
существо страшное, похожее на беса. На нем ни оружия, ни фор
мы, он среднего роста, с огненным лицом и рыкающим, львиным
голосом.
Приблизившись, Петя оценивающе меня разглядывает, но в
лицо, как все люди, не смотрит. И в дальнейшем ни разу не видел,
чтобы он кому-то смотрел в глаза.
— У, какое гнилье нынче водят, — рыкает Петя. — Нечего
сказать, хорош паразит — бородатый жид. Давай на обыск, жид!
Мы тебя здесь распотрошим, по косточкам разберем.
Похоже, что Петя — ответственный работник при здешнем скла
де, где лежит товар «ярлыков», попадающий в замок, именуемый
Шпалеркой.
Петя идет быстрым шагом, но вынужден все время останавли
ваться.
— Чего хромаешь? — рявкает он опять. — Али от нашего воз
духа ноги подкашиваются? У нас тут атмосфера здоровая, верно?
Тут дают аромат понюхать, оч-чень полезный для таких парази
тов, как ты. От таких ароматов прекрасных в первый день на
взничь падают — словно болезнь пришибла...
Он опять выскакивает вперед и снова стоит, поджидая.
— Два-три дня лежат, — продолжает Петя, — пока врач не
придет. А бывает врачу уж и делать нечего, кроме как причину
смерти назвать.
Из-за раны, в которой сидит острый край железки, я передви
гаюсь все медленнее и медленнее. После каждого шага приходит
ся останавливаться — передохнуть. Чувствую, как течет кровь из
раны; жуткая боль останавливает временами сердце.
— Что это ты на лицо такой белый? — интересуется Петя. —
Неужто болен? — он ржет. — После обыска можешь и умереть
спокойно. Никто мешать не будет. Врач отношение напишет, на
чальство печатью шлепнет, в конторе зарегистрируют, ярлык твой
вычеркнут, а хлам — туда, в нижний колодец.
Не могу сказать, что его слова не производят на меня впечатле
216