Page 221 - Дичаров Захар (ред.). Распятые. Писатели - жертвы политических репрессий. Вып. 5. Мученики террора

Зодчий этого здания был человеком изобретательным и постро­
ил тюремный замок, из которого не убежать. Те, кто испуганно
озираются на Шпалерку с улицы, видят ничем не примечательный
дом, неотличимый от соседних. Но это лишь внешность, фальши­
вый фасад, за которым скрывается не имеющее себе подобных
истинно тюремное сооружение.
Шпалерка — это как бы цитадель в цитадели, за внешней кре­
постной стеной прячется такая же — внутренняя, отделенная от
первой трехметровой ширины проходом. Похоже, как если бы мень­
ший ящик вставили в больший. И стенки внутреннего ящика, опо­
ясанные по высоте галереями, — это мрачная вереница железных
дверей. Камеры, камеры, камеры... мы идем мимо них, наш путь
оказался не близок. Убедившись, что меня не поторопишь, Петя
прекращает сквернословить. Теперь он лезет из кожи вон, пытаясь
напугать меня, ввергнуть в панический ужас. В его рассказах по­
токами льется кровь — единственное, о чем с удовольствием гово­
рит этот изувер. Оказывается, больше всего ему нравится наблю­
дать агонию разных «попов и буржуев».
— Вот раз было, — урчит Петя, — один все корчится, не хочет
помирать. Шестерых уже в яму сбросил, а этот никак не кончает­
ся. Как ты был, в точности, — бледный да полный, но живучий,
собака, то рукой дрогнет, то ногой, аж ждать надоело. — Товарищ
мой за получкой ушел. Четыреста двадцать целковых заработал
(60 рублей за каждое убийство!) и три бутылки водки дали... Ему
что! — кокнул и пошел, а моя работа хлопотная, из камеры в при­
готовительное приведи — намучаешься, а потом, когда дело сде­
лано — хлам убирай, полы мой, да стены скобли от крови... — Да-а..,
так вот корчится он, корчится, надоело. Решил за чайком сходить,
вернулся — опять трепыхается. Ну, так, понимаешь, приятно смот­
реть, загляделся и чай без сахара выпил, забыл положить. Из-за
тебя, думаю, сволочь!.. Как дал ему два раза ногой, из него и дух
вон. Кровь из горла бульк и черный стал, как жук...
Рассказы двуногого подобия человека уже не пугают меня, но
врезаются в память навеки.
— Тебя бы, — говорит на прощание Петя, — в отдельную камеру
нужно садить. Ты же смертник, а смертникам отдельная полагается,
одиночка. Да, вишь, все переполнено... — Ступай сюда! — он достает
огромный ключ, отпирает один замок, потом ключом поменьше, дру­
гой и открывает дверь. Не успеваю войти, как он двумя руками втал­
кивает меня в камеру. Дверь захлопывается, щелкает замок.
Иосиф ШНЕЕРСОН
(Журнал «Лехаим», VII. 11)66 г.)
220