Page 62 - "Двадцать дней без войны"

Двадцать дней без войны

У нее было странное лицо, как будто она вернулась откуда-то издалека и не знает
теперь, что ей здесь делать.
— Ничего, — ответил Лопатин. — Вспомнил, что сидел, как невежа, отвернувшись
от вас, извините.
— Это я виновата, — сказала Зинаида Антоновна.
— Ничего вы не виноваты, — сказала Ника. — Наоборот, я благодарна вам, что вы
заставили Василия Николаевича говорить о войне. А я не могла. Собиралась спрашивать
его, а вместо этого рассказывала сама. И как всегда, о себе.
Говоря это, она продолжала смотреть на Лопатина все такими же странными,
издалека вернувшимися глазами.
— Бойтесь этой молодой женщины, Василий Николаевич, — сказала Зинаида
Антоновна. — Она сейчас так хорошо смотрит на вас, что мне стало за вас страшно.
— За что вы меня так? «Почему меня надо бояться?» —спросила Ника.
— Потому что вы смелая. Вам не жаль себя, но не жаль и других, — сказала Зинаида
Антоновна так же, как до этого сказала Лопатину про доброе сердце и злой ум. Сказала так,
словно опять поставила свою подпись под приговором.
Лопатин поднялся.
— Может быть, вас проводить? — спросил он у Ники, сообразив, что, кроме него,
она единственная, кому или сейчас, или немножко позже нужно уходить из этого дома.
— Спасибо, я заночую здесь.
— Она будет ночевать у меня, — сказала Зинаида Антоновна. — Я боюсь за нее,
когда она поздно уходит. Ей очень далеко ехать, а потом очень далеко идти.
Лопатин стал прощаться.
— Благослови вас бог, если он есть, — сказала Зинаида Антоновна, когда он
наклонился, чтобы поцеловать ей руку.
— Вдруг мы и правда здесь уже не увидимся, — вздохнув, сказала молчавшая почти
весь вечер Ксения. — Можно, я тебя поцелую?
Она потянулась и поцеловала Лопатина в лоб, прошептав при этом: "Все было так
хорошо".
— А мы с вами, наверно, еще встретимся, — как-то непонятно, мимоходом сказала
Ника, пожимая Лопатину руку.
— Я пойду провожу вас через проходные дворы, это гораздо ближе, — уже в
передней предложил муж Ксении и полез в рукава шубы.
— Не стоит, — сказал Лопатин. — Я обойду, тут все равно недалеко. . .
Но муж Ксении уже влез во второй рукав шубы, и останавливать его было неудобно.
Они вышли вместе. Ночь была тихая и морозная. Под ногами хрустел снег. Муж
Ксении молча шел через проходные дворы, шагая чуть впереди Лопатина, показывая ему
дорогу.
Кто его знает, о чем думает сейчас этот молчаливый человек.
Неизвестно, какой он сам. Известно только одно: Ксения при нем стала лучше, чем
была до него. Промолчала сегодня почти весь вечер, не мешала другим говорить о чем-то
другом, кроме нее.
Лопатин с усмешкой вспомнил о своих напрасных стараниях научить ее сначала
думать, а потом говорить. "Я так и не научил, а этот, очевидно, научил. Интересно — как?
Поколачивает он ее, что ли, чтоб не болтала? Не похоже, но кто их знает? Иногда и самому
хотелось с отчаяния отлупить ее, чтоб не трещала над ухом. А у этого помалкивает — и
ничего! Еще и смотрит на него при этом влюбленными глазами. А может, вообще все проще
простого: его любит, а тебя никогда и не любила? Какая это любовь при полной
неспособности подумать о другом человеке, что для него хорошо и что плохо? Вот уж о чем
она никогда не думала.

62