Page 122 - Наше дело правое
P. 122
Это владеет сейчас всеми — на лицах всех бойцов, и наших, и
вражеских, такая запредельная тоска, что им даже не страшно, страх ничто
рядом с этим… эта тоска вынимает душу из тела… смертная тоска… вот
она, твоя власть, — и мне требуется вся моя сила, чтобы не упасть на траву,
не рухнуть на колени перед тобой, не поползти… чтобы просто стоять,
обнять тебя за плечи и стоять рядом, помогая тебе удержаться на ногах.
Потому что я мертв — и этот зов для меня стократ страшнее, чем для
живых…
Но я стою рядом с тобой и не пытаюсь отсечь тебя и твой зов щитом
— я вливаю в тебя еще и свою силу: давай же, давай, еще… сильнее,
девочка моя…
Зови же!!!
Дилан
Из меня словно жизнь высосали… мне хочется закричать — но мне
нечем кричать… отчаяние полное, чудовищное, свинцово тяжкое и
холодное… убийственное…
Но меня оно не убьет.
Стрела, летящая во врага, холодна — но тетиву натягивает теплая рука.
Твоя рука.
Далле, это ты, ты, это твое прикосновение — а оно не обязано быть
теплым, любовь может прийти и в обличье смерти… отчаяние означает, что
помощь пришла, одиночество значит, что я не один! Что ты рядом, что вы
успели, что все вы рядом… здесь, сейчас, в муках безысходного отчаяния и
тоски, только я один знаю, что отчаяние и тоска — это второе обличье
любви… и поэтому я жив, и у меня есть силы жить, и победить… и
подняться, и занести руку для решающего удара…
Эттин
На какое-то мучительное мгновение мне кажется, что ты уже мертв…
но нет — ты поднимаешься, пошатываясь… твоя рука неловко
замахивается — и опускается вниз, тяжело и медленно, как во сне…
Тяжело и медленно.
А дальше все происходит быстро — так быстро, что если бы я мигнул,
то, открыв глаза, увидел бы лишь, как все переменилось.