Page 217 - Наше дело правое
P. 217
— Баскаки, значит? — дождавшись кивка князя, первым заговорил
боярин Олег, для вящей солидности огладив бороду. — Не обессудь,
Анексим Всеславич, но что ж тут такого? Бывали баскаки у нас на Тверени.
Хорошего в том мало — безобразить будут, торг зорить, добрых людей
обижать; но видели мы их, во всяких видах повидали…
— Ты, Олег Творимирыч, все правильно сказал, да не до конца. —
Обольянинов утер губы, с дороги никак не могла утишиться жажда. —
Были у нас баскаки, верно. А потом в Залесске устроились, как князь
Гаврила Богумилович стал их привечать. Мы и горя не знали, выход в
Залесск возили. А теперь сказал мне тот мурза, что не просто баскак к нам
едет — будет Шурджэ-темник по новой дымы и сохи считать. По новой
дань исчислять. Мол, говорят в Юртае, что осильнела Тверень, высоко
поднялась без ордынского догляда. И идет с тем темником сильный отряд,
без малого десять полных сотен. И встанут они во граде, а уж что потом
будет — сам разумеешь.
Совет примолк. Собравшиеся сдвигали брови, хмурились, чесали
затылки. Кашинский немилосердно терзал собственную бороду.
— Темник Шурджэ — это да, не просто баскак, — заговорил наконец
Ставр Годунович. — Слыхал я о нём и в Залесске, и когда в Юртай
последний раз наведывался, три года тому уже как…
— В том-то и дело, — не удержавшись, перебил боярина
Обольянинов. — О том мурза тоже баял. Мол, многие саптары держат за то
на нас зло, что не показываются тверенские в Юртае, раз ярлык получив,
хану не кланяются, дарами не уважают…
Теперь уже сдвинулись брови у Арсения Юрьевича.
— Да, ездили к ним, бывало. Димитрия Михайловича, князя
Червоновежского, все небось помнят — как отказался он дымам кланяться
да ханский сапог целовать, что с ним стало?
Все помнили.
— Зато Гаврила Богумилович не токмо что сапог, кое-что другое
целовать, говорят, не постыдился, — бросил воевода Симеон.
— Не постыдился, — подхватил Ставр. — И оттого у него в Залесске
— все больше купцы да мурзы ордынские, а не баскаки. Хотя баскаки,
конечно, тоже сидят.
— Вот именно! — Князь резко поднялся, расправил плечи, словно
разрывая незримую, давящую грудь паутину. — Не токмо гости, но и
баскаки. Сидят, кровь из нас сосут — а Болотич и радуется. И народ у него
в Залесске, говорят, такой же стал — мол, все равно кто через порог, лишь
бы с мошною потолще.