Page 217 - Наше дело правое
P. 217

—  Баскаки,  значит?  —  дождавшись  кивка  князя,  первым  заговорил

               боярин  Олег,  для  вящей  солидности  огладив  бороду.  —  Не  обессудь,
               Анексим Всеславич, но что ж тут такого? Бывали баскаки у нас на Тверени.
               Хорошего  в  том  мало  —  безобразить  будут,  торг  зорить,  добрых  людей
               обижать; но видели мы их, во всяких видах повидали…
                     —  Ты,  Олег  Творимирыч,  все  правильно  сказал,  да  не  до  конца.  —
               Обольянинов  утер  губы,  с  дороги  никак  не  могла  утишиться  жажда.  —
               Были  у  нас  баскаки,  верно.  А  потом  в  Залесске  устроились,  как  князь
               Гаврила  Богумилович  стал  их  привечать.  Мы  и  горя  не  знали,  выход  в
               Залесск возили. А теперь сказал мне тот мурза, что не просто баскак к нам
               едет  —  будет  Шурджэ-темник  по  новой  дымы  и  сохи  считать.  По  новой
               дань  исчислять.  Мол,  говорят  в  Юртае,  что  осильнела  Тверень,  высоко
               поднялась без ордынского догляда. И идет с тем темником сильный отряд,
               без малого десять полных сотен. И встанут они во граде, а уж что потом
               будет — сам разумеешь.
                     Совет  примолк.  Собравшиеся  сдвигали  брови,  хмурились,  чесали
               затылки. Кашинский немилосердно терзал собственную бороду.

                     — Темник Шурджэ — это да, не просто баскак, — заговорил наконец
               Ставр  Годунович.  —  Слыхал  я  о  нём  и  в  Залесске,  и  когда  в  Юртай
               последний раз наведывался, три года тому уже как…
                     —  В  том-то  и  дело,  —  не  удержавшись,  перебил  боярина
               Обольянинов. — О том мурза тоже баял. Мол, многие саптары держат за то
               на нас зло, что не показываются тверенские в Юртае, раз ярлык получив,
               хану не кланяются, дарами не уважают…
                     Теперь уже сдвинулись брови у Арсения Юрьевича.
                     —  Да,  ездили  к  ним,  бывало.  Димитрия  Михайловича,  князя
               Червоновежского, все небось помнят — как отказался он дымам кланяться
               да ханский сапог целовать, что с ним стало?
                     Все помнили.
                     —  Зато  Гаврила  Богумилович  не  токмо  что  сапог,  кое-что  другое

               целовать, говорят, не постыдился, — бросил воевода Симеон.
                     — Не постыдился, — подхватил Ставр. — И оттого у него в Залесске
               —  все  больше  купцы  да  мурзы  ордынские,  а  не  баскаки.  Хотя  баскаки,
               конечно, тоже сидят.
                     —  Вот  именно!  —  Князь  резко  поднялся,  расправил  плечи,  словно
               разрывая  незримую,  давящую  грудь  паутину.  —  Не  токмо  гости,  но  и
               баскаки. Сидят, кровь из нас сосут — а Болотич и радуется. И народ у него
               в Залесске, говорят, такой же стал — мол, все равно кто через порог, лишь
               бы с мошною потолще.
   212   213   214   215   216   217   218   219   220   221   222