Page 338 - Наше дело правое

Если удастся уцелеть, он вернется в Анассеополь и свернет шею

Итмонам. В память брата, но именем Леонида. И еще в память тех, кто,
повторив сегодня подвиг гисийцев, сомкнутым строем перейдет Темную
реку и исчезнет в звездной вечности. Их там пятьсот без двоих… Значит,
им с Никешей жить и драться за ушедших, а Итмоны подождут.
— Да, василевс, Итмоны подождут. И я подожду…
Тот же голос, что в лесу. Кто он, говорящий с василевсом на чужих
берегах? Морок? Древний бог? Ангел? Сатана? Кто бы ни был, пусть ждет!
Гортанный то ли крик, то ли вой. Ямназай требует боя. Хорошая
примета. Тот, кто теряет терпение, становится уязвим. Можно было об этом
напомнить, но севастиец промолчал. А хоть бы и сказал, Предслав вряд ли
бы услышал. Лицо инока было спокойным и строгим, шлема он так и не
надел, выходя на Господень суд с непокрытой головой.
Вызывающе и зло заржал серый, затрепетало, развернулось над
головами помнящее Леонида знамя. «С тобой благословение нашей
земли…» А с тобой, Предслав, благословение чужой, но близкой. Потому
что ничего нет ближе Волчьему полю синих Артейских ущелий! Потому

что эта река и это небо — последний данный тебе рубеж, уйти с которого
невозможно. Это знаешь ты, знают те, кто встали сейчас рядом с тобой, и
те, кто глядит тебе в душу из своей вечности. Велит. Просит. Верит.
Звуки флейт глушат вечное стрекотанье цикад, ветер колышет
султаны шлемов и алые плащи, под ногами скрипит дорожная пыль.
Впереди, по шестеро в ряд, шагают музыканты, за ними опирается на
свой посох Филон. Дорога вильнула, потекла вдоль приземистой гряды,
которая будет становиться все выше. К вечеру, если они не собьются с
шага, меж скал блеснет море, но сперва — Пертии с их тополями и
великим оракулом…
Хочет ли он знать будущее? Нет, даже если ему предрекут жизнь и
победу. Зная, что уцелеешь, подло посылать на смерть других. Только
бросив на весы собственную жизнь, остаешься вождем…

Крики смолкли. Все — и Георгий — смотрели, как на очистившееся от
других поединщиков поле выезжают Предслав и Ямназай. Роск и саптарин
обошлись без приветствий. Просто разъехались в стороны, на мгновенье
замерли и в звенящей тишине погнали застоявшихся коней.
Прочь будущее и прошлое! Их нет. Осталось лишь настоящее. Только
застывшее над вдруг поседевшим полем солнце. Только конский топот да
неотвратимо сближающиеся копья. Только нервный, прерывистый зов
флейт, древний стяг в роскском небе и волчий вой. Вой, что слышен средь
бела дня.