Page 335 - Наше дело правое

И здесь равны. На новый обмен бросками времени уже нет — слишком

близко съехались. Вот и дошло до мечей. Скорее, чем думалось…

4

Георгий рванулся вперед. Рыцарь удержал удар, не повторив старой
ошибки, но севастиец на это и не рассчитывал, главное, они сблизились,
сошлись лицом к лицу. Расстояние позволяло говорить, Георгий усмехнулся
черной смотровой щели и отчетливо произнес на авзонике:
— Вы изрядно отточили свое мастерство среди варваров, де Сен-
Варэй, но я в недоумении. Искатель Гроба Господня на стороне
язычников… Не лучшая шутка!
— Ты знаешь авзонику, роск? — К чести рыцаря, удивление не
ослабило его бдительности. — Ты знаешь мое имя? Кто ты?
Звон меча о шит, занесенный чужой клинок. Удар на удар, любезность
на любезность… Приглашение к разговору.

— Я знаю авзонику, рыцарь, — перешел на элимский Георгий, — а ты
знаешь меня. Прошлый раз нам не дали закончить.
— Прошлый раз?
— Вспомни Анассеополь, рыцарь. Анассеополь и брата Андроника…
— Ты… Ты Георгий Афтан?!
— Я — василевс, рыцарь!
Дальше говорить не о чем. Дальше только бой. Равный. Страшный.
Звон, топот, хрипы, тяжелая, неизбывная ярость. Трещат под ударами
щиты, визжат и фыркают озлобившиеся кони, как в водовороте вертятся
всадники, уходя от ударов, завлекая, дразня противника. Чтоб зарвался,
ошибся, приоткрылся, подставился. Напрасно. Камень нарвался на камень,
змея на змею, лев — на льва. От щитов начинают отлетать щепки, все
отчаянней, все злее поет серая адамантова сталь. Двое равных уклоняются

от ударов, отводят смерть щитами, принимают на меч. Как, в какой миг
Георгий понял, что склоняет бой в свою пользу? Сен-Варэй ни в чем не
уступал: ни в силе, ни в скорости, ни в мастерстве. Он не допустил ни
единой ошибки ни с мечом, ни с конем, и все равно рыцарь проигрывал и
знал это. Проигрывал и конь — безнадежно, отчаянно уступая серому.
Понукаемый всадником гигант раз за разом пытался смять противника.
Бесполезно. Позволивший себя оседлать ветер чуял каждое движение
наездника, с легкостью уходя от бело-красной горы, и закованный в броню
жеребец начал сдавать. Сен-Варэю все сильней приходилось вертеться в