Page 332 - Наше дело правое

— Никак признал?

— Точно!
Призывное ржанье, пристальный, почти человеческий взгляд.
Серебристая морда тычется в плечо, горячий ветер шевелит гриву, доносит
звуки боевых киносурийских флейт. На берегах Кальмея? Откуда?!
— Гляди, как льнет! А со мной зверь зверем!
— Юрыш, точно не твой?
— Хорош, чертяка!
Можно вновь не понять, отойти, отречься, продолжая морочить судьбу
и совесть. Георгий положил руку на плечо взявшегося за стремя чернеца.
— Подожди меня, Предслав.
— Ты чего? — не понял Орелик.
— А того, — раздельно и радостно произнес Георгий, — что знаю я
Годуэна де Сен-Варэя. Не зря его сюда черт занес и меня заодно. Мой он.
— А сдюжишь? — задал единственный вопрос Предслав. — Сам
говоришь, зверь не простой.
— Не простой, — усмехнулся Георгий, — да я не проще. Князю

скажите. Никеша, ты и скажи, ты все знаешь…
Руки действовали сами, расседлывая притихшего рыжего, снимая
уздечку, готовя к бою взявшегося из ниоткуда красавца. Серый не
упрямился, не мешал — ему самому не терпелось. Навязчиво и хрипло
звала противника труба, толпились вокруг роски. Пришел даже
Обольянинов. Они уже знали все: и о хане, и об Андронике, и об Исавре.
Начав говорить, дебрянич не унимался, но голос друга и пожелания удачи
доносились словно сквозь стену, и эта стена делалась все толще.
— Пора! — раздалось за левым плечом, и Георгий, резко обернувшись,
поймал взгляд давешнего старика. — С тобой благословение нашей земли,
гость. Иди.
— Не только вашей!
Достать из переметной сумы туго скрученный сверток, рвануть

неподатливый шнурок, развернуть тяжелую ткань…
Он принял из рук матери шлем и щит. Вот и все. Обратной дороги
больше нет. Киносуриец, взявший щит, возвращается лишь с победой. Или
не возвращается вовсе.
— Да помогут тебе боги! — твердо произнесла мать. Такой он ее и
запомнит. Сжатые губы, гордо вздернутый подбородок, жреческая
диадема из сплетенных змей. — С ним или на нем.
На мгновенье показалось — царица хочет что-то добавить, но что
можно объяснить за оставшиеся мгновенья на глазах множества