Page 496 - Наше дело правое

Астафьев даже не пошевелился. За последние месяцы он привык к

подобным выходкам начальства, а что до графина, так придет уборщица и
наведет порядок. Были проблемы гораздо серьезнее.
— Сам бы убил этого гада, — мечтательно протянул Станислав
Сергеевич, лаская пальцами лежащий перед ним карандаш и представляя,
наверное, как вонзит его в сердце своего смертельного врага. — Но не могу,
Сашенька, не мое это занятие. Для этого и есть такие, как Сарычев и его
парни. Ах, какие люди были, Сашенька, какие люди! По ним видно было,
что они живут, понимаешь? Они ходили, говорили так, словно сами были
жизнью. Как звери на свободе.
— Ларцев был таким же.
— Да, одного поля ягоды, только Ларцев — больной, сумасшедший, по
нему психушка плачет, горючими слезами заливается. Понимаешь,
Сашенька, мне ничуть не жаль тех, кого он убил, нет, ничуточки. Старый
хрыч Басаргин, эта парочка прыщавых юнцов — Ковалев и… как его,
Сашенька, забыл?
— Вернер, — услужливо подсказал Астафьев.

— Точно, Вернер. И дурочка эта, Лиза Пантюшева. Их не жалко. А вот
за Сарычева обидно.
Карандаш с резким хрустом лопнул в крепких пальцах Станислава
Сергеевича, плеснул в стороны щепками, осколками графита.
— Акции падают, Сашенька. Мы скоро разоримся.
— Знаю, Станислав Сергеевич, — кивнул головой Астафьев.
— И что делать? — Станислав Сергеевич метнул в референта тяжелый
взгляд исподлобья.
— Не знаю, — твердо ответил Астафьев. — Закрывать контору,
продавать все, что можно, спасать то, что еще удастся спасти.
— Так что же, Сашенька, — мучительно простонал Станислав
Сергеевич, наливая глаза кровавым бешенством, — так что же, значит,
Ларцев, эта сволочь, эта гнида, гадюка, которую мы сами пригрели, он,

получается, выиграл?!
Астафьев по своему долгому опыту общения с шефом вдруг понял, что
битьем графинов и ломанием карандашей сегодня не кончится. Но был
вынужден молча кивнуть, соглашаясь со всем, что сказал Станислав
Сергеевич.

* * *