Page 500 - Наше дело правое

кстати, спасенный тоже напоминал спортсмена.

— Тебя как зовут? — спросил лесник, стягивая с раненого грязный
ватник, стараясь не потревожить простреленную руку.
— Константин, — откликнулся раненый и тут же зашипел от боли —
снять ватник, не тронув раны, не удалось. — Константин я, — повторил он,
когда боль в плече унялась. — Ларцев Константин Сергеевич.
— Костя, значит. Ладно, ты три дня не ел, а вот мылся ты когда
последний раз, парень?
На холоде запаха не чувствовалось, а в тепле от одежды и белья Кости
несло перепревшим кислым многодневным потом.
— Не помню, дед.
— Вшей-то хоть нету? — строго спросил Иван Архипыч.
— Нет. Или просто не чувствую.
— Ну, с божьей помощью, глядишь, хоть этой напасти не будет.
Рана на плече выглядела плохо, но, насколько лесник мог судить,
заражения парень не подхватил. Что ж, и на том спасибо. Врача бы сюда, да
где его, во-первых, найдешь? А во-вторых, как сделать так, чтобы никто не

узнал о том, что доктор зачем-то посещал лесникову избу? Проклятые
гансы услышат — мигом решат, что у лесника в доме не меньше чем
партизанский штаб собирается.
— Пустую ты работу делаешь, дед, — снова подал голос
Константин. — Васька Сарычев — он парень настырный, дело свое крепко
знает. Ночью он не придет, ему тоже отдохнуть надо, и Васька понимает,
что мне все равно деться некуда. А вот с утра, да по свежему следу…
— Твой след нынче же вечером снегом завалит, — возразил дед,
срывая с грязного худого тела пропотевшие тряпки.
— Найдет, — с какой-то нечеловеческой уверенностью пробормотал
Костя. — Поверь мне… Как тебя зовут?
— Иван Архипыч я.
— Поверь, Архипыч, этот — найдет. Зря ты впутался, и тебе не

поздоровиться может.
— Ты не пугай меня! — прикрикнул лесник. — Мы и так пуганые. Все
немецкую, ну, ту, что первая, прошли, а потом еще и гражданскую, до
самой Варшавы.
— И обратно? — бледно улыбнулся раненый.
— И обратно, — согласился старик.
Позже, когда вскипела вода, старик осторожно обмыл ослабевшее тело
своего неожиданного гостя и попытался накормить его. Руками тот ворочал
едва-едва, Иван Архипыч кормил его сам. Ел парень жадно, но сдерживал