Page 514 - Феличе Трояни "Хвост Миноса"

венецианскими фонарями. Наш дом был окружен небольшой толпой
соседей и жителей Монтеверде. Вновь начался праздничный прием , но
уже в меньших масштабах, и гораздо теплее и нежнее.
Мой пес Кокоро, казалось, сошел с ума от радости. Он бегал, кру-
жился, носился туда и сюда, выскальзывал из рук. Мне сообщили о его
героическом поведении.
Когда о нас не было никаких известий, Кокоро, который, помимо
того, что был сам по себе очень неугомонной собакой, такой, каким
бывает фокстерьер, становился грустным, больше не бегал, не двигался.
Ему становилось грустно, и он все время лежал, укрыв голову лапами.
Когда пришла новость, что я был все еще жив, Кокоро ожил; он
проснулся и вновь стал веселым, но все же более сдержанным и не та-
ким шустрым и неугомонным как раньше.
Неподалеку от нашего дома, на станции Реджа Гуардия ди Финанца,
был один из немногих телефонов в Монтеверде. Капитан, командую-
щий станцией, принял меры, чтобы ему звонили и сообщали (с фабри-
ки, с радио Сан-Паоло, из Министерства военно-морского флота), то,
что было интересно Марте, он также отдал приказ своим телефонистам
быть на страже днем и ночью и сообщать ему все новости. В 2 или в 4
часа утра они получали сообщения от Рома Сан Паоло, и в 2 (и если в
2 сообщения не было, то в 4) Марта шла его слушать. Кокоро автома-
тически вставал и сопровождал ее по пустынной и темной улице.
Как только я пришел домой, Циринцин мне признался:
- Только хорошие детки едят дыни.
Этот странный афоризм имел свой смысл.
Учитывая сильную жару, Марта не позволяла Циринцину есть дыню,
и для большей уверенности сказала, что дынь нет нигде. Но Циринцин
видел их на рынке и настаивал, чтобы их купили; и тогда мама, чтобы
заставить его замолчать, сказала ему, что она ему их не купила, потому
что он был…плохим мальчиком.
После такого приговора, Циринцин, которого оклеветали, внезапно
захотел спать и пошел в кровать.
Мы еще долго сидели с соседями, с Инес, с секретарем из префекту-
ры, с Кьези. Мы пили за их и за наше здоровье. Когда мы расставались,
уже начался следующий день 1 августа.
Наконец-то!
Я обнял свою любовь, которую я думал, что уже никогда больше не
увижу. В ее объятиях я позабыл о дирижабле «Италия», о полетах, об

513