Page 41 - Из русской культурной и творческой традиции. - Лондон: OPI. 1992

таинственный удар церковного колокола; а надо всем этим
— громкое утверждение радости жизни, — целая симфония,
исполняемая оркестром многочисленных стрижей, вылетав­
ших на закате из гнезд над окнами господского дома»12). Ре­
шающим фактором в этой атмосфере мира и благодати была
его мать. «Чем сознательнее, чем больше я становился, тем
больше этих золотых крупинок в моих воспоминаниях о не£
Помню, как умышленно непонятное чтение по вечерам сме­
нилось чтением Евангелия, когда мы стали подраютать. Пом­
ню ,как у нас завелся обычай ей исповедоваться каждый
день в наших детских преступлениях- Помню, как она умела
прохватить до слез и вызвать глубокое сознание виновности.
Для тяжко провинившегося у нее всегда находились слова
глубокого и пламенного негодования»13).
Такая же атмосфера мира и нежной семейной любви и
тепла, обдававшая и чужих, собиравшихся под их гостепри­
имным кровом, царила и в семье Аксаковых. Здесь центром
семейного тепла и очарования был отец — знаменитый писа­
тель Сергей Тимофеевич. Так его характеризует его сын
Иван Аксаков: «Сергей Тимофеевич любил жизнь, любил
наслаждение, он был художник в душе и ко всякому насла­
ждению относился художественно. Страстный актер, страст­
ный охотник, страстный игрок в карты, он был артистом во
всех своих увлечениях, — и в поле с собакой и ружьем, и за
карточным столом. Он был подвержен всем слабостям стра­
стного человека, забывал нередко весь мир в припадке свое­
го увлечения; уж е женатый, проводил он целые дни за охо­
той, целые ночи за картами; но зная за собой эти слабости,
он был смиренного о себе мнения, был чужд гордости к бли­
жнему, напротив, отличался постоянною снисходительно­
стью. Это-то качество и дало ему возможность развить в се­
бе ту теплую объективность, которая составляет такую пре­
лесть «Семейной Хроники», которая чуждается всякой экза-
жерации (преувеличения), резкости, полна любви и благово­
ления к людям и отводит место каждому явлению, доброму и
дурному в человеческой жизни. Радушный и добрый от при­
роды, он обладал умом чрезвычайно ясным и трезвым. Эта
ясность омрачалась пылкостью и страстностью. Но когда го­
ды и болезни умерили пыл и обуздали страсти, — ум его, ос­
вободясь из-под гнета, достиг той степени спокойного, объ­
ективного отношения к жизни, которое так поражает чита­
телей в его сочинениях. Ум переходит в мудрость ...» «Итак,
совершенное отсутствие претензий, простота, радушие вме­

38