Page 155 - Наше дело правое

этой уродке только бороды не хватает, чтоб походить на ее никчемного

муженька!
Саорм зажмурился, без надежды прося Динхадара, чтоб происходящее
было только дурным сном. А ехидный смех солдата, стоящего над гномом с
обнаженным клинком, безжалостно рассеял и эту иллюзорную надежду.
— Не боись, непорочность твоей женушки не пострадает. Мой
приятель всего-то хочет убедиться, что она женщина…
Разгульный шум прекратился разом. Звонкая пощечина перекрыла гул
и, как показалось Саорму, оглушила всех находящихся за столом. «Всё!» —
ударило в виски гнома. Дыхание перехватило, а в животе поселилось
ощущение ледяной пустоты.
— Я предупреждал тебя! — Первым, когда хмельной солдат с
багряной от пощечины щекой все еще глупо улыбался, отреагировал
десятник. Он с ревом швырнул кружку в гнома и заорал: — Теперь
воспитанием твоей бабы займутся мои ребята! На улицу ее!
Слова мольбы застряли в горле гнома. Он хотел просить о пощаде,
сулить горы золота. Но оглушающий вопль отчаяния женщины, пьяный вой

охочих до развлечений солдат, звеня в ушах незатихающим колоколом
обреченности, остановили его. Он слышал лишь их и ничего более не
замечал. Мир перед глазами утонул в тумане, и только терзающие душу
крики боли оповещали, к горю Саорма, что он еще жив.
Когда мастер пришел в себя, свет в окнах погас — наступил вечер. В
очаге догорали остатки скамьи, коптили сальные свечи. Большинство
перепившихся баронских солдат дрыхло тут же за столом или под ним.
Только самые стойкие — десятник да Умберт — осоловело клевали носами,
поминутно подливали в себя пиво и перебрасывались ничего не значащими
фразами.
Кузнеца никто не охранял. Беспрепятственно выйдя во двор, он вскоре
оказался у сарая, служившего конюшней, где все еще испуганно
похрапывала пара мулов.

Миломея неподвижно лежала между тюков соломы. Казалось, она
была мертва. В призрачном свете недавно взошедшей ущербной луны
мертвецкая бледность ее тела ужасала.
— Доколе?.. — прошептал гном, падая на колени перед фрейлиной
княгини. Слёзы неизбывной тоски и неудержимого горя текли по его
щекам. Дрожащие руки закрыли лицо. Но спрятаться от неизбежного было
невозможно. — Прости, я ничего не могу…
— Саорм, — перебил гнома слабый голос. Мастер встрепенулся,
хватаясь за соломинку надежды.