Page 159 - Наше дело правое

Безнадежность, кручина, тоска… Это самые страшные слова. Когда сердце

бьется в агонии любви или ненависти, оно живет. Но когда ему становится
все равно, что было вчера или будет завтра, бесконечность два раза
поворачивает ключ в маленьком замочке.
Палец медленно скользит по стеклу, разрывая невесомую решетку
паутины и пыли. Лунный луч резким, неприятным светом бьет прямо в
глаза черноволосой девушке, но она не жмурится и не отворачивается. По
агату зрачков скользит свет. Девушка будто бы впитывает его каждой
клеточкой измученного ожиданием тела.
— Не нужно, Элиза, — раздается тихий голос, разрушая тишину.
Светловолосый юноша поднимает голову, чтобы взглянуть девушке в
глаза. Золотые кудри рассыпаются по плечам в беспорядке. Девушка
отвлекается от своего занятия и оборачивается. Черное скрещивается с
серебром, но взгляды сияют холодом льда, в них нет, как прежде, пламени
любви.
— Почему, Ральф? — тихо спрашивает Элиза, не отводя глаз. Ральф с
раздражением сжимает губы.

— Ты не изменилась, Элиза. Задаешь такие вопросы, на которые
невозможно ответить. Это уже не любопытство.
— Я могу ответить на свой вопрос, — вздыхает она, — но ты не
хочешь слышать ни ответов, ни моего голоса. Ты не желаешь чувствовать
на коже моих прикосновений, ты боишься лунных бликов, что теперь
беспрепятственно гуляют по комнате. Ты страшишься поверить мне…
Снова воцаряется тишина. Холодная и ломкая, словно снежинки, что
они так любили когда-то ловить на язык и, смеясь, сцеловывать со щек.
— Я боюсь этого оттого, что не знаю, к кому сегодня прикоснется
Элиза. — Ральф словно подхватывает ускользающую нить разговора, столь
важного для обоих.