Page 269 - Наше дело правое

2

— Так что же, Гаврила Богумилович? Отчего замолчал ты, княже?
— Мыслю, — с неожиданной хрипотой ответил залессец. — Мыслю,
Арсений Юрьевич, как убедить мне тебя.
— То сделать нетрудно, — тверенский князь слегка пожал плечами. —
Скажи, как есть, Гаврила Богумилович. Я от разумного никогда не
отказывался.
— От разумного, хм… что ж, слушай, брат-князь, и не держи сердца,
коль мое правдивое слово не по нраву придется. Узнав о побоище, хан,
самое малое, поклянется сжечь Тверень дотла, а само место перепахать и
солью засеять. И, зная Обата, не сочту я слова те пустой похвальбой.
Тверенич не перебивал. Молча слушал, и у Обольянинова лишь
сжимались кулаки.
— Знаю твои мысли — встать всею землей. Сказал уже, отчего,

мыслю, невозможно то. Больше скажу, с того только хуже выйдет. Лучших
воинов побьют, грады сожгут, деревни разорят. Не так со Степью надо.
Орда — она сильна, да глупа. На лесть падка. Им поклонишься,
полебезишь, дары драгоценные поднесешь — а они и рады. Так с ними и
надо воевать. Дарами да сладкой речью. Спина, знаешь ли, от лишнего
поклона не переломится, а убитых воинов ты, княже, не воскресишь.
— Коль все время спину гнуть, так в конце концов забудешь, как
прямым ходить, — заметил князь Арсений.
— Слова, брат-князь, слова. — Обольянинов видел только затылок
Болотича, но не сомневался, что сейчас губы залессца сложились в
брюзгливую гримасу. — Много в Юртае кланяются, а горбатых я там что-то
не видывал. Княжество спасать надо, вот о чем помысли, Арсений
Юрьевич!
— Вот только как, ты до сих пор не сказал, Гаврила Богумилович, —
напомнил тверенич.
— Скажу, скажу, не помедлю. Надобно в Юртай ехать. И оттого

хорошо, что княжий съезд собрался — ибо напишет он грамоту к хану, где
будет: мол, вина во всем на тверенской черни. Ее сам князь Арсений карает
строго…
— Это как же, князь?
— Как «как же»? — неподдельно удивился Болотич. — Казнить
десяток-другой смутьянов, да и вся недолга. Аль, что лучше, заковать и в
Юртай выдать как зачинщиков.