Page 268 - Наше дело правое

залессцам, не резаничам или невоградцам — а роскам, такого еще не

случалось.
— И не случится! — с нажимом бросил Болотич. — Привыкли
межевыми дрязгами считаться, обиды припоминать с Дировых времен, и
ничего ты, княже, с этим не содеешь. Не переделаешь в один день-то!
— Кто знает, Гаврила Богумилович, — тверенич оставался
непроницаем. — Общая беда обо всех межевых спорах забыть заставляет.
— То наверняка знать не можно, — оспорил залессец. — Но поверь
мне, брате Арсений Юрьевич, — кликнешь ты клич, станешь войско
созывать, а другие князья знаешь что подумают? — мол, сам ханских
баскаков перебил, а теперь за нашими спинами схорониться решил, уж
прости ты мне, княже, слово неласковое. Скажут, мол, хочет Тверень над
всеми нами властвовать, хочет, чтобы вольные грады и княжества свои бы
дружины под тверенскую руку поставили. Скажут, мол, мало нам Орды с
Юртаем, так еще и Тверень туда же! И не успеешь оглянуться, брат
Арсений Юрьевич, как полетят в тот же Юртай доносы один за другим.
— Грех о братьях-князьях так плохо думать, — заметил тверенский

владетель.
— Грех! Да что поделать, коль правда!
— И что ж, по-твоему, брат мой Гаврила Богумилович, — насмешка в
голосе Арсения Юрьевича стала нескрываемой, — что ж, по-твоему, делать
сейчас надлежит?
Обольянинов поморщился. Как не хотелось, чтобы задавал князь
залессцу этот вопрос, словно признавая некое право Болотича советовать
ему, хозяину тверенскому!
Но у князя Арсения, видать, было свое на уме. Ответа залессца он
ждал с легкой улыбкой, точно заранее зная, что тот скажет.
И князь Гаврила словно почувствовал: заерзал в седле, принялся
невесть зачем поправлять и без того прямо сидящую шапку. Осекся, словно
и не было наготове давно придуманного, проговоренного и затверженного

ответа.
А четверо конных всё шагали по узкой дорожке, меж стенами Лавры и
близким речным берегом, где ветра смели снег с середины ледовой тропы;
зимнее безмолвие, тишь, холодный покой.
И сподоби Длань Дающая, чтобы так все и оставалось. Чтобы по
замерзшим рекам не ринулись тумены Юртая, оставляя на своем пути одни
лишь головешки.