Page 444 - Наше дело правое

Северного флота, но и кораблями норвежских ВМС. Началось

многодневное стояние.
Разок варяги попытались провести под охраной эсминцев танкер к
платформе, но у нас оказались искусные штурманы — блокировали все
подходы; те вынуждены были отступить, не решившись идти на таран.
А спустя еще пару дней в район вошло авианосное соединение ВМС
США.
Разумеется, выход на палубу давно запретили, и тем вечером я через
иллюминатор любовался величественным силуэтом авианосца на фоне
заката. Рядом с гигантом толкалась мелочь попроще, вроде крейсеров УРО.
Объявили вечерний чай; по дороге в кают-компанию я вглядывался в
лица сослуживцев, впервые серьезно задумавшись о том, что именно с
ними мне и предстоит лежать в общей могиле на морском дне… Начинало
казаться, что полученное в дар от мертвецов везение дало сбой. Я гораздо
чаще, чем было необходимо, смотрел на запястье; часы шли, и пока
слышалось тиканье, точно биение крохотного сердца, оставалась и
надежда.

В первые дни противостояния среди экипажа и штабных царило если
не веселье, то явный оптимизм; за нарочитым энтузиазмом люди пытались
скрыть испуг. Вполне обычная реакция.
Время шло, огонь прогорел. Теперь в глазах товарищей я видел
пустоту. Пустоту и где-то на самом дне оттенок обреченности. Неожиданно
понял, что это меня бесит. Хотелось вскочить, опрокинуть стол, выдрав его
с мясом из палубы, врезать, кровавя кулаки, по обреченным, телячьим
лицам…
Промокнув губы идеально чистой салфеткой, я вышел из кают-
компании. До моего дежурства оставалось четыре часа.

Сигнал тревоги прошел всего через два с половиной. Я едва успел
задремать. Очень быстро, но без суеты собравшись, я вышел из каюты.

Сердце почему-то стучало медленно-медленно, словно пыталось продлить
последние мгновения мира. По коридорам и трапам в красном освещении
метались немые тени, спеша на свои посты.
Меня, конечно, ждали. Многие из экипажа предпочитали ночевать на
боевых постах, и вовсе не из-за «перенаселения» коробки.
Первым доложился дежурный — еще совсем зеленый старлей; за ним
— командир БЧ. Доклад звучал уверенно, по-деловому. В словах отчетливо
слышалась святость такой вот уставной формы общения. Устав — словно
последний островок стабильности, надежности, того мира, который был до.